Возвращение чувств. Машина

Они с Пьером, как по команде, остановили лошадей, и развернув их, схватились за арбалеты. Однако Пьер не успел даже выстрелить. В грудь и шею его жеребца вонзилось две стрелы, и он завалился на бок, увлекая за собой седока, запутавшегося ногой в стремени.

Катарина выстрелила, спокойно, словно на стрельбище, прицелившись. Особенно противный на морду бандит, явно руководивший погоней, оказался поражён прямо в грудь. Выпучив глаза и открыв рот в немом крике, он упал в пыль позади своей лошади.

Убийство главаря, однако, пёстрое воинство не остановило, а только озлобило ещё больше.

Стадный инстинкт безошибочно говорил им, что сила на их стороне. Они уже разделились, чтобы обойти её с обеих сторон. Стремясь осложнить им задачу, она соскочила с коня, выхватив меч и кинжал для метания. Но метнуть его уже не успела – кто-то из окруживших её всадников ловко кинул тяжёлую сеть, затем ещё одну…

Она оказалась спелёнутой, словно младенец. Вывернув руки, меч и кинжал отобрали.

После чего уронили её лицом в пыль, причём один из нападавших, не сдерживая ярости, изо всех сил пнул её в живот, объяснив свои действия так:

– Это тебе за Шарля!

Шумно вздохнул, и, чтоб было понятней, добавил:

– Сучка вонючая! – и добавил второй пинок от себя лично.

Шляпу и парик с неё сорвали, после чего последовали комментарии:

– Чёрт, а ведь точно!

– Ну, мы с ней за Шарля расквитаемся!

– И откуда этот придурок узнал, что она баба?! Ладно – догонит, спросим!..

Катарина, находившаяся в полуобморочном состоянии, нашла в себе силы взглянуть в сторону Пьера, хотя лучше бы она этого не делала: как раз застала момент, когда один из бандитов выпустил стрелу во что-то, лежащее на земле, и услышала тупой звук и чей-то вскрик. Её затошнило.

Но предаться эмоциям, или удивлению, как проклятый виконт смог её вычислить, ей не дали. Вынувшие её из сети грубые грязные руки, хозяева которых не переставали ругаться и гнусно причмокивать, поволокли её к деревьям, где и привязали: руки к одному, а ноги, растянув так, что она закричала от боли, к двум другим.

Затем один из нападавших, оставшийся, судя по всему, за главного, снова грубо пнул её в бедро и сказал, нагло ухмыляясь:

– Наверное, тебе будет приятно узнать, что твой дружок сломал ногу, но боли он больше не чувствует! – дружный гогот возвестил, что его плоский юмор оценили, – А что до стрелы, которая торчит – какая незадача! – из его груди – так ты не переживай: мы, уезжая, вынем её, и она не помешает крышке гроба! – снова гогот, и плевки, топот и шарканье ног. Более серьёзным тоном, – Так что на его помощь можешь не рассчитывать. Да и вообще, по этой дороге мало кто ездит – уж мы-то здесь в округе всё знаем! Мы тут, вроде, как смотрители лесов. Смотрим, как бы путникам не было одиноко! – одобрительные смешки и перешёптывания. Им явно уже было невтерпёж.

– Так вот, дамочка, – уже не скрывая грубую похоть в голосе, продолжил он, – Ты сама напросилась. У нас заказ – захватить тебя живой. Но не сказано – насколько живой. Ты у нас будешь несколько помятой и… растрёпанной. – он сделал непристойный жест, снова вызвав смешки и причмокивания.

– Конечно, если бы старая курица осталась жива, на твою долю досталось бы меньше! Но так как она свернула шею, придётся тебе уж потерпеть! Мы ведь не извращенцы какие – мы трупы не …! – возгласы подельников заставляли усомниться в этом.

Подойдя к ней, он достал из ножен кинжал, и принялся, опустившись на колени, аккуратно разрезать на ней одежду.

– Кстати, хотел поблагодарить тебя за Шарля – он в последнее время стал таким… Жадным!

Ну а теперь его доля достанется нам. Я имею в виду и деньги, и тебя! – их глупый гогот уже сидел у неё в печёнках. От щербатых похотливых рож просто мутило.

Окончив художественное разрезание, он убрал с неё все обрывки, и откинулся назад, чтобы полюбоваться открывшейся картиной. Она лежала молча, совершенно обнажённая и беспомощная. Раздались восторженные возгласы и комментарии пошлого характера. Её явно оценили по достоинству.

– Ну, ребята, не знаю, как вы там договоритесь насчёт очереди, – ребята загалдели, толкаясь и ругаясь, – А я – так точно первый! – восторженно причмокнув, заорал её обидчик. Не было сил даже плюнуть в него.

Он расстегнул и сбросил пояс с портупеей. Спустил штаны.

Тоже мне, мужчина. И это называется – достоинство?

Словно прочитав её мысли и презрение во взгляде, он мерзко осклабился:

– Ничего, скоро тебе мало не покажется! Ведь будет ещё второй раз. И третий!

Опустившись на колени между её ног, он с довольным урчанием погладил нежные бёдра и навалился сверху. В лицо ей пахнуло потом, перегаром и луком.

От жуткого омерзения она закричала.

С криком она вскочила.

Было темно. Она сидела на кровати.

Мария уже подбежала к ней, схватила за вздрагивающие плечи.

– Что, что случилось, Беллочка?

– Н-нет, няня, ничего. Всё в порядке. Уже. – стараясь успокоить готовое выпрыгнуть из груди сердце, с усилием произнесла она, – Просто приснился дурной сон. Теперь всё в порядке. – она, взяв себя в руки, медленно перекрестилась.