Возвращение долга. Страницы воспоминаний

В основе конфликта «магазин – общество» частично лежат противоречия социального характера. Магазин при социализме – учреждение государственное, и дела его хозяйственные должны решаться государством, централизованно. А решаются, как при натуральном хозяйстве. Все услуги по ремонту – хоть кассового аппарата, хоть туалета, хоть лестницы – из директорского кармана. Началось это еще со времен нэпа. Маленькие нэпманские магазинчики обслуживал хозяин, и это было естественно: магазин – его собственность. Нэп отправился на свалку истории, а отношения сохранились. Дирекция платит за все. Нет денег – крутись. Поймают – посадят, не поймают – твое счастье. Эта изуверская государственная политика – клад для писателя. А для власти – так просто «рахат-лукум»: и государственные средства сохраняются, и торговый люд в страхе держат. В тюрьмах хоть и тесновато, но нары пока найдутся всем.

* * *

Тяжелая работа. Особенно усталость наваливается к вечеру. Густой, почти осязаемый воздух, сотканный из гомона толпы, гула эскалаторов, хриплых воплей кумиров эстрады, посвиста радиоприемников, стрекота детских игрушек, воздух, пронизанный энергией, любопытством, надеждами и разочарованием, разорванный цветными пятнами тканей, бликами стекол, рябью бижутерии, улыбками кукол, одеждой, часами с разными циферблатами – словом, всем тем, что составляет материальную сущность окружающего мира, – этот воздух к вечеру как-то обмякал, растворялся, становился схожим с праздным и ленивым воздухом улицы, наполненной малоречивой толпой горожан… После рабочего дня я выходил на Невский, в толпу, в вечерний свет витрин, в гул автомобилей и троллейбусов. Усталый сорокасемилетний мужчина, желающий одного – добраться до дому, поесть и лечь спать…

Таким вот сырым вечером встречаю на Невском Бориса Рацера – репертуарного, удачливого драматурга, пьесы которого, написанные в соавторстве с Володей Константиновым, не покидают сцены театров от Мурманска до Владивостока, горячего поклонника моего романа «Таксопарк» и поэтому вдвойне приятного мне человека.

– Слышал, ты работаешь в универмаге, – говорит мне Рацер. – Что мне делать? Получил деньги, авторские, а купить нечего. Пустые полки – ни жратвы, ни товаров. Почему?

– Боря, – отвечаю я на полном серьезе, – понимаешь, международная обстановка накалилась. НАТО наглеет. Военно-промышленный комплекс лихорадит, деньги на оружие уходят.

Рацер посмотрел на меня печально-задумчивыми, оленьими глазами, вздохнул тяжело и сказал меланхолично:

– Ну, хотя бы оружие купить.

* * *

– Никогда! – проговорил начальник Управления торговли промышленными товарами товарищ Емельянов. – Никогда ваш роман не увидит читателя. Это же поклеп. Я полагал, что вы напишете как надо. А ведь я не хотел вас допускать, нет, уговорили. Матину нравится? Матин – мальчишка. Это же бомба! Никогда!

Рукопись романа насупленно лежала на краю его обширного стола…

– Тем не менее вы прочли за два дня, – промямлил я. – Пятьсот страниц.

– Не обольщайтесь, – не смутился Емельянов. – Я прочел, а народ читать не будет, не допустим. Это же прямая антисоветчина. – Его мужественное лицо пылало решительностью полицейского.

«Что он меня пугает? – думал я тоскливо. – Выискался хозяин страны. Не вернет мне рукопись? Так у меня есть еще экземпляр. Черт меня дернул дать ему почитать. Говорили мне: не суетись. И Матин не советовал, знает своего шефа – преданного рядового партии. А что, собственно, он может мне сделать? Из универмага я уволился, роман написан. Кончилась его власть».

Но, к сожалению, я ошибался. Его власть не кончилась. Не было в нашей стране власти сильнее торговли…

В журнале «Звезда» меня встретили сетованиями: и редакционный портфель у них перегружен, и большая задолженность перед авторами, и ждут паводка договорных рукописей – я все понял и спустился вниз с рукописью своего романа под мышкой по пронизанной запахом горелых котлет, тускло освещенной, неприбранной лестнице.

В журнале «Нева» секретарша Тоня посмотрела на меня узкими глазами на скуластом монгольском лице и, упреждая, спросила игриво, не приносил ли я им давеча рукопись нового романа «Универмаг»? В картотеке не помечено, а главный редактор интересовался. «С чего бы ему интересоваться? – почуял я недоброе. – Рукопись со мной, я только хочу ее оставить».

Тоня пожала пышными плечами и прошла мимо, пронося свою легендарную грудь, едва усмиренную тканью свитера. Авторы цепенели при виде ее соблазнительной фигуры, Тоне это нравилось. Оцепенел и я, но только от мысли о странном интересе к новоиспеченному моему роману со стороны руководства журнала… Мелькнула мысль о зловещей роли всесильного начальника Управления торговли, который через услужливых ребят из спецотдела дал знать руководству журнала, как реагировать на мое появление в редакции…

Опять стучаться в московские журналы? Опять начинается долгая и нудная дорога романа к читателю…

* * *

Дорога и впрямь оказалась долгой, но с на редкость удачливым концом – роман принял журнал «Новый мир».