— Я был сломанной птицей, исцеленной ей. Питомцем, в которого она по глупости влюбилась и который по глупости влюбился в нее в ответ. Слишком сильно я, в конечном итоге, ранил ее, слишком тяжело, чтобы когда-либо простить себя или ее,
— пробормотал он хрипло. — Она заслуживала кого-то более чуткого, нежели я.— О, пожалуйста. Если это продолжит и дальше скатываться к жалостливой вечеринке самоистязания, меня может стошнить. Для этого нет никаких оснований, Голденблад. Поговори с Луной. Сделай что-то действительно радикальное и поговори с Твайлайт или Флаттершай. Ты не один,
— еще тихий удар и еще одно протяжное гудение наполнило воздух. — И выбрось эту штуку прочь!— Это помогает мне сосредоточиться,
— возразил Голденблад.— Мне наплевать, даже если это тебя окрыляет, этот материал все ещё что-то нехорошее. Я работаю с ним как можно меньше.
— Звук затих. — Может, пришло время признать, что план не работает?— Он хорошо работает. Мне просто нужно подождать немного дольше. Просто… Просто сделать еще немного… Если бы мы могли построить вторую или третью «Селестию-1», то смогли бы целиться внутрь их линии фронта и их брошенных островов. Или, наконец, запустить «Токомеир» и подключить к аппаратуре мегазаклинаний Хуффингтона. Или, возможно, посмотрим, смогу ли я выработать соглашение через тайные каналы…
— Ещё один удар и долгий кричащий звук.— Голденблад, достаточно. Просто остановись. Этот план, который ты придумал десять лет назад, зашел слишком далеко. Иди поговори с Луной. Расскажи ей все и уйди в отставку.
— И кто займет мое место? Хорс? О, он будет рад. Гранат? Ты?
— фыркнул он и выпалил: — Селестия?Он испустил долгий усталый вздох.
— Нет. Я уже достаточно качественно проклят. Я не буду приговаривать другого к моей должности. Я сделал достаточно, чтобы заслужить все, что произошло со мной. Все, что будет происходить. Единственное, что имеет значение, это Эквестрия. Поэтому, когда я наконец исчезну, все сможет вернуться к своим лучшим дням. У нас будет Принцесса, которая сможет управлять королевством, как она захочет им управлять и не будет больше нужды в войне или Министерских Кобылах. И все станет… лучше. Я просто должен продержаться еще несколько месяцев.
Троттенхеймер не сказал ни слова.
Голденблад вдруг выдавил из себя мрачный смешок.