Возвращение домой

Поэтому их дорожки редко пересекались, хотя Гас, разумеется, видел Эдварда неоднократно, к примеру, в дальнем конце столовой колледжа во время праздников и официальных мероприятий, когда все студенты приглашались на торжественный ужин или когда Эдвард с шумом катил мимо по Тринити-стрит в своем синем «триумфе», всякий раз – с одной или двумя хорошенькими пассажирками. Бывало, Гас мельком замечал Эдварда в толчее паба, где тот неизменно бывал душой шумной компании, которую обычно угощал выпивкой за свой счет. И при каждой такой встрече Гас поражался – всякий раз Эдвард казался более счастливым, уверенным в себе, щедрым, чем раньше. Первоначальная безотчетная антипатия (Гас не посмел бы признаться даже самому себе в том, что причиной ее была зависть) переросла в неприязнь, но природное благоразумие не давало ему обнаруживать свои чувства. Какой прок наживать себе врага, ведь он с этим парнем даже словом ни разу не перемолвился. Слишком уж Эдвард великолепен, хорош во всех отношениях – так хорош, что даже не верится. Должен же существовать хоть один изъян в этой безупречности, но не Гаса это дело выискивать его.

Так что он решил выкинуть все это из головы и сосредоточился на учебе. Но у капризной судьбы имелись свои планы. В летний триместр 1939 года Гаса Каллендера и Эдварда Кэри-Льюиса поселили на одной лестничной площадке в комнатах с общей миниатюрной кухней. Однажды под вечер, собираясь выпить чаю и уже поставив чайник на огонь, Гас услышал, как по лестнице прозвучали чьи-то шаги и замерли у открытой двери в его комнату.

– Эй, привет! – окликнул незнакомый голос.

Он обернулся и увидел, что в дверях стоит Эдвард Кэри-Льюис – на лоб свисает прядь светлых волос, вокруг шеи обмотано длинное студенческое кашне.

– Привет.

– Ты Энгус Каллендер.

– Верно.

– Эдвард Кэри-Льюис. Похоже, мы соседи. Как тебе квартирка?

– Ничего.

– Чаи гоняешь? – бессовестно намекнул новый знакомец.

– Да. Хочешь – присоединяйся.

– А пожевать у тебя что-нибудь найдется?

– Да, кекс с цукатами и орехами.

– Отлично, я умираю с голоду.

Эдвард вошел, они сели у открытого окна и стали пить чай, Гас выкурил сигарету, а Эдвард один съел почти весь кекс. Разговорились. Так… о всяких пустяках, но уже через пятнадцать минут Гас понял, что жестоко, абсолютно ошибался насчет Эдварда Кэри-Льюиса, – тот не оказался ни снобом, ни глупцом. Непринужденные манеры и прямой, открытый взгляд голубых глаз были в нем совершенно естественными, в них не было ничего напускного, а его самоуверенность происходила не от утонченного воспитания, а от того, что он был сам себе хозяин и считал себя не лучше, но и не хуже любого из окружающих.

Когда заварочный чайник опустел, а кекс заметно уменьшился в размере, Эдвард поднялся со стула и стал осматриваться в жилище Гаса – читать названия на корешках книг, листать какой-то журнал.

– Мне нравится твой прикаминный коврик из тигриной шкуры.

– Купил в лавке старьевщика.

Теперь Эдвард разглядывал картины Гаса, переходя от одной к другой, словно посетитель на какой-нибудь выставке.

– Премилая акварель. Что это за местность?

– Озерный край[59].

– У тебя тут целая коллекция. Ты все это купил?

– Нет, написал. Это мои работы.

Эдвард повернул голову и обратил на Гаса изумленный взгляд:

– Правда? Ты на редкость талантливый человек. И приятно сознавать, что если завалишь экзамен, то всегда сможешь добыть себе кусок хлеба живописью. – Он вернулся к осмотру. – А маслом пишешь?

– Да, иногда.

– И это тоже твоя работа?

– Нет, – сознался Гас. – Стыдно говорить об этом, но я вырезал ее из иллюстрированного журнала, еще когда учился в школе. Но мне она так нравится, что я всюду вожу ее с собой.

– Твое воображение поразила прелестная девушка или же скалы с морем?

– Я думаю, композиция в целом.

– И кто автор?

– Лора Найт.

– Это Корнуолл, – заметил Эдвард.

– Да, я знаю. А как ты догадался?

– Море Корнуолла ни с чем не спутаешь.

– Ты хорошо знаешь Корнуолл? – нахмурился Гас.

– Надо думать. Ведь я там живу. И всегда жил. Это моя родина.

Гас помолчал, потом проговорил:

– Удивительно…

– Что удивительно?

– Ничего, просто я всегда очень интересовался корнуолльскими художниками. Меня поражало, какое множество ярких талантов расцвело в этом отдаленном, окраинном месте и какой отклик получило их творчество.

– Я не знаток по этой части, но Ньюлин наводнен художниками, кишит ими как мышами. Целые колонии живописцев.

– Ты знаком с кем-нибудь из них?

Эдвард покачал головой: