Возвращение домой

Был вечер, половина шестого. Поднявшись по ступенькам, Джудит вошла в дом, пересекла прохладный холл, прошла через пустую гостиную и очутилась на убранной цветами веранде. Там, как она и предполагала, уже отдыхали после трудового дня Боб Сомервиль и Дэвид Битти. Расположившись в шезлонгах, они в дружелюбном молчании наслаждались минутой покоя. Между их шезлонгами стоял низкий столик с традиционными чайными принадлежностями.

Дэвид Битти был погружен в один из своих ученых фолиантов, а Боб читал лондонскую «Таймс», которую доставляли каждую неделю с авиапочтой. На нем все еще была форма. Белые шорты, рубашка, длинные белые чулки и белые туфли. Покончив с газетой, он отправлялся принять душ, побриться и переодеться. Но сперва чай – ежедневный ритуал, служивший утешительным напоминанием о далекой жене и о простых домашних радостях Англии.

Он поднял глаза и опустил газету:

– А, вот и ты! А я думал-гадал, что с тобой стряслось. Присоединяйся, выпей чаю. Томас приготовил сандвичи с огурцами.

– Боже, как изысканно! Добрый день, Дэвид.

Дэвид Битти пошевелился, заморгал и увидел Джудит. Он отвлекся от книги, сорвал с носа очки и приподнялся, как бы намереваясь выпростать свою долговязую фигуру из шезлонга и встать. Эта пантомима учтивости происходила всякий раз, стоило ей застать его врасплох, и Джудит наловчилась произносить: «Нет-нет, не вставайте!» – как раз за секунду до того, как его туфли должны были коснуться пола.

– Прощу прощения… зачитался… не слышал. – Дэвид улыбнулся, как бы показывая, что между ними не осталось никаких недоразумений, нацепил очки, откинулся обратно на подушки и снова погрузился в книгу. Он никогда не жаловал праздных разговоров.

Боб налил чаю в чашку тонкого белого фарфора, положил в нее ломтик лимона и передал племяннице.

– Ты играла в теннис, – констатировал он.

– Как ты догадался?

– Моя наблюдательность и аналитические способности плюс твой белый костюм и ракетка.

– Гениально!

– Где ты играла?

– В клубе. С Хьюго и еще с одной парой. Жаркая была схватка.

– Кто выиграл?

– Мы, разумеется.

– Ты сегодня идешь куда-нибудь?

– Нет. Хьюго нужно на какой-то званый вечер в казармах. Дамы не допускаются.

– Значит, будут обильные возлияния, а после ужина – грубые и опасные шалости. В следующий раз, когда ты его увидишь, не исключено, что он будет на костылях… Кстати, пока не забыл – я договорился насчет того, чтобы тебя подбросили до Канди на машине. В субботу утром. За тобой заедут прямо сюда, в восемь часов.

Джудит восприняла это известие со смешанными чувствами. Точно капризный ребенок, она скривила физиономию:

– Не хочу уезжать!

– И я не хочу, чтобы ты уезжала. Буду страшно скучать. Но ничего не попишешь. Служба есть служба. Труба зовет… Кстати, о службе… У меня есть для тебя еще одно сообщение. От командира ЖВС в Коломбо. Она звонила мне днем. Спрашивала, свободна ли ты завтра утром, и если да, то не согласилась бы ты помочь.

– Помочь в чем? – насторожилась Джудит. Она уже достаточно долго прослужила в армии, чтобы опрометчиво браться за что попало, не узнав предварительно всех деталей. Она взяла со стола и надкусила душистый, хрустящий сандвич.

– Надо потеплее встретить ребят, которые это заслужили.

– Не понимаю.

– У нас делает остановку корабль, направляющийся в Англию. Госпитальное судно «Орион», везет домой первую партию освобожденных военнопленных с железной дороги из Бангкока в Бирму. Они плывут из Рангуна, где находились на реабилитации в местном госпитале. Здесь им разрешено выйти на несколько часов на берег – это будет для них первым шагом на пути возвращения к цивилизации. Готовится торжественный прием. С чаем и булочками, как я подозреваю. Несколько человек из женской вспомогательной службы ВМС выступят в роли «хозяек», они должны занять гостей беседой и сделать так, чтобы те чувствовали себя как дома.

– Что ты ей ответил?

– Что должен все обсудить с тобой. Я ей объяснил, что ты только-только узнала о смерти своего отца в Чанги и, может статься, встреча с настрадавшимися бывшими узниками окажется для тебя непосильным испытанием.

Джудит кивнула. Она уже покончила с сандвичем и рассеянно потянулась за другим.

Военнопленные с Бирманской железной дороги.

В конце войны, по мере того как британская армия и медслужба (а следом и Красный Крест) продвигались вперед, были открыты лагеря для тех военнопленных, которых японцы использовали на строительстве железнодорожных путей, и творившиеся там ужасы приобрели широкую известность. Статьи и снимки в газетах вызвали взрыв негодования; аналогичное потрясение западный мир испытал, когда союзные войска освободили узников фашистских концлагерей Освенцима, Дахау, Равенсбрюка и факты бесчеловечной жестокости нацистов были преданы огласке.

На строительстве железной дороги люди умирали тысячами, работая в пышущих жаром джунглях по восемнадцать часов в сутки. Безжалостные охранники заставляли работать всех без исключения, невзирая на слабость от голода, истощение от непосильного труда, эпидемии малярии и дизентерии, вызванные кошмарными условиями, в которых содержались военнопленные.