Возвращение домой

– Ну иди тогда, а то твоя мать начнет беспокоиться.

– О чем беспокоиться?

Но Филлис сказала лишь:

– Давай-ка переобувайся… и не забудь руки вымыть.

Джудит переобулась, помыла в судомойне руки «Калифорнийским маком» – так называлось мыло Филлис, – затем без особой охоты покинула уютную кухню с ее приятной компанией и направилась через холл к гостиной. Из-за двери доносился тихий говор женских голосов. Она открыла дверь бесшумно, так что собеседницы не сразу заметили ее присутствие.

Молли Данбар и ее золовка Луиза Форрестер сидели друг против друга по обе стороны очага, между ними стоял складной чайный столик, покрытый вышитой льняной скатертью и уставленный чайными принадлежностями и яствами – лучший в доме фарфоровый сервиз, тарелки с бутербродами, глазированный лимонный пирог, горячие ячменные лепешки, покрытые сливками и клубничным вареньем, песочное и шоколадное печенье.

Они очень уютно устроились – бархатные шторы плотно задернуты, в камине дрожит пламя горящего угля. Гостиную нельзя было назвать ни просторной, ни роскошной, ни даже со вкусом обставленной, поскольку Ривервью-хаус сдавался вместе с обстановкой. Кресла были покрыты полинявшим ситцем, пол устлан турецким ковром, а кое-какая мебель не столько красива, сколько практична. Тем не менее в мягком электрическом свете комната выглядела очень мило и изысканно. Молли привезла с Цейлона целую коллекцию своих любимых вещичек, и, разбросанные там и сям, они несколько смягчали ощущение безликости меблировки. Безделушки из нефрита и слоновой кости, красная лакированная сигаретница, бело-голубая ваза с гиацинтами, семейные фотографии в серебряных рамках.

– …придется тебе потрудиться, – говорила тетя Луиза. – Если потребуется моя помощь… – Она наклонилась вперед, чтобы поставить на столик свое блюдце с пустой чашкой, и, подняв глаза, увидела вошедшую Джудит. – Посмотри-ка, кто к нам пожаловал…

Молли обернулась:

– Джудит, я боялась, что ты опоздала на поезд.

– Нет, я болтала с Филлис. – Она закрыла за собой дверь и подошла к ним. – Привет, тетя Луиза. – Она поцеловала тетю Луизу в щечку, которую та ей подставила, но ответного поцелуя не последовало.

Тетя Луиза была не из тех, кто выставляет свои чувства напоказ. В свои пятьдесят с небольшим она хорошо сохранилась – прекрасная фигура, тоненькие изящные ножки, обутые в начищенные до блеска грубые коричневые башмаки. На ней был твидовый костюм – жакет и юбка, короткие седые волосы завиты и надежно закреплены невидимой сеточкой. Ее и без того низкий голос слегка огрубел от курения, и даже более женственный туалет, в который она переодевалась вечером, бархатное платье или жакет с вышивкой не могли скрыть ее поразительного мужеподобия. Казалось, будто мужчина напялил на себя на маскарадную вечеринку или просто шутки ради наряд жены, и все вокруг помирают со смеху.

Эффектная женщина, но не красавица. И никогда ею не была, даже в молодости, если верить старым фотографиям. В двадцать три года Луиза все еще не была помолвлена и ничего такого и не ожидалось, так что родители вынуждены были отправить ее в Индию, в семью одного родственника-военного, служившего в Дели. Когда настала жаркая пора, все семейство перебралось на север, к прохладным холмам Пуны, там-то Луиза и встретилась с Джеком Форрестером. Майор Бенгальского стрелкового полка, он только что приехал в отпуск из форта где-то в горах, в этой дыре он проторчал двенадцать месяцев, участвуя время от времени в стычках с воинственными афганцами. После месяцев вынужденного целомудрия он страстно искал женского общества, и незамужняя Луиза – молодая, розовощекая, спортивная девушка, которую он мельком увидел на теннисном корте, когда она носилась туда-сюда, отбивая мяч, предстала его голодному ослепленному взору самым желанным существом на свете. С колоссальным упорством, хотя и без особых тактических уловок – для ухищрений не было времени, – он стал добиваться ее благосклонности и не успел глазом моргнуть, как совершенно неожиданно для самого себя оказался обручен.