— Хорошее соседство! — засмеялся Костатис, усаживаясь на сиденье. — Ни один са-молёт не тронет! Хотя ночью они и не показываются… — шофёр пребывал в хоро-шем настроении, чуть ли не пел себе под нос. — Представляешь, друга сейчас встре-тил. Раньше в одном классе учились. Он, правда, потом на Сиону перебрался, а теперь, вот, снова здесь. Это ж надо, как повезло! Здорово! Говорит, Чайна-Фло отстраивать заново собираются, только развалины подчистят и начнётся переезд.
— Так это же ниобианский город! Какие могут быть переселенцы на чужой земле?
— Какая "чужая"?! Наша это земля! Наша! И город наш! Уже почти месяц наш… — Костатис смеялся над Джейком, как над непонятливым ребёнком. — Да-а! Ну, ты прям, как из леса, господин лейтенант. — Джейк при этих словах с большим трудом заставил себя не вздрогнуть, даже смех Костатиса поддержал. Про себя же подумал, выдержка у тебя, друг, совсем ни к чёрту стала.
— Граница теперь по линии фронта, а фронт километров на тридцать от Чайна-Фло отодвинулся. Здесь уже глубокий тыл, наша земля, сионийская, честно отвоёванная.
— Ладно. А с переселением зачем? — при этом вопросе Костатис замолчал надолго, задумался.
— Ну, вообще-то это всё пока в секрете держится. Я даже сам не знаю, почему, — протянул неуверенно, всё ещё раздумывая: говорить — не говорить. — Сиона наша — того, — махнул рукой в неопределённом жесте. — Рушится, вроде… Смещается с орби-ты, я такое слышал… Сам-то ты разве не оттуда? — Джейк отрицательно двинул го-ловой. — А-а, тогда понятно. Что-то страшное сейчас там творится. Каждый день аварии, люди гибнут. Надолго её такой хватит, нашей-то Сионы?
Единственный способ выжить — переселение. Кроме Гриффита, больше некуда. Ниобе и их Императору вообще на нас наплевать. Просили же по-хорошему: отдай-те нам нашу землю, так нет же. И без войны бы дело обошлось. А теперь мира за-просили. Считай, из-за этого переселения только и воюем. — Костатис вздохнул. — Смотрю на нас, сионийцев, ведь постоянно приходится отвоёвывать себе право на жизнь. С самого начала держали нас за изгоев, за людей не считали. Выселяли сразу раз и навсегда, без права на реабилитацию, без надежды на помилование. На Сиону, чтобы с концами. Хорошо историю знаешь? Что толку говорить? Все мы ниобиана-ми, законом их и самим Богом обижены…
Да, историю Джейк знал хорошо, даже слишком, особенно историю войн и ста-новления Сионы как независимого государства. Сиона была вероятным противни-ком с самого начала своего существования, поэтому и изучалась особенно тщатель-но.
Ледяной мёртвый осколок, впервые замеченный искусственным спутником при облёте Хариты, был тогда ошибочно определён как её естественный спутник. Оши-бочно, об этом узнали позднее. Тогда же узнали, что планетка эта не так уж и мерт-ва: весной, один раз за сионийский год там появлялись даже растения — жалкая па-родия на богатейшую флору Гриффита. Но травы эти заслуживали уважения хотя бы за свою выносливость и живучесть.
Панцири вечных ледников истончались весной только в районе экватора, земля протаивала меньше, чем на полметра, дальше и всюду была вечная мерзлота, но травам и мелким грызунам хватало и этого.
Тяжёлый климат, сложнейшие условия для жизни, удалённость от Ниобы и не-возможность покинуть планету без помощи извне — всё это позволило додуматься до идиотской жестокой идеи — превратить целую планету, пусть даже такую ма-ленькую как Сиона, в тюрьму. Император Густав первым дошёл до этого, в Его же правление совершилась первая выселка. Первые тридцать осуждённых на высшую меру наказания (имена всех тридцати позднее были высечены на гранитной плите как напоминание для потомков, как память о пионерах, проложивших тропу в ос-воении ледяной планеты), попали на Сиону уже осенью; они встретили зиму, но оказались не готовы к ней, поэтому через полгода, когда прибыла новая партия "смертников", из пионеров в живых осталось только четверо. Истощённые и боль-ные. Эта же участь ждала и остальных. А челноки к тому времени уже находились на пути к дому, на Ниобу, — о помощи и речи не было. Высадку третьей партии за-ключённых, совершившуюся ранней весной, смогли встретить те, кто пережил сионийскую зиму. Таких было немного: меньше двадцати человек. Они смогли выжить в ледяных пещерах по соседству с действующим вулканом.
Среди вновь прибывших стали появляться и женщины, а челноки с каждым меся-цем появлялись всё чаще, и "смертников" с каждым рейсом привозили всё больше. Но теперь среди них был высок процент "политических". А люди, жившие надеж-дой на прощение, на пересмотр дел и помилование, начали, наконец, понимать, что этого никогда не будет, что никто никогда больше не вернётся назад к родным, что никогда больше они не увидят Ниобы, тёплой зелёной родной матушки-Ниобы!