Возвращение домой (ЛП)

Следующим документом было «Предание Апостолов» Ипполита, датируемое примерно 200 годом. Это труд предназначался для того, чтобы поддержать описание богослужения, данное ранее Св. Иустином, показав, что такой порядок являлся общепринятым во всей Церкви.

Самый ранний источник, появившийся, возможно, не позднее 70–го года — то есть в центре новозаветной эры — это Дидахэ, или «Учение Двенадцати». Наибольшего внимания здесь заслуживает упоминание о Евхаристии, и особенно важно то, что она появляется так рано. Это тройное свидетельство о литургии и причастии совместно с Новым Заветом и другими ранними документами позволяют сформировать целостное мнение о богослужении первого и второго веков.

— Это означает, — сказал нам Спаркс, — что в ранней Церкви существовали два основных чинопоследования богослужения, которые составлялись друг с другом, образуя единую литургию.

Первая часть называлась синаксис, что означает просто «встреча». Она была составлена по образцу богослужения, проводившегося в еврейских синагогах в годы, непосредственно предшествовавшие явлению Христа. Для иудеохристиан было естественным сохранить основные формы молитв, пения гимнов, чтения Писания и проповеди.

Второй частью раннехристианской литургии была Евхаристия, что значит «благодарение». Это часть богослужения, в которой подготавливается и совершается причастие. Форма этой службы основана на литургии, совершавшейся ветхозаветным священником в храме, но в качестве жертвы здесь приносятся не быки и козлы, а Тело и Кровь Христа.

— И именно об этом говорится в 11 главе первого послания к Коринфянам? — спросил кто–то.

— Да, и, собственно говоря, эти установительные слова всегда повторялись в христианском богослужении с самого начала, — ответил Джек.

— Но, Джек, не считаешь ли ты, что литургическое богослужение приведет к духовному упадку и утрате жизненности? — спросил я. — Я знаю церкви, которые практикуют литургию и, тем не менее, кажутся мертвее дверного гвоздя.

— Честно говоря, я знаю пока недостаточно, чтобы ответить на твой вопрос, — сказал он. — Я уверен, что мы решим эту проблему по мере продвижения в нашем исследовании. Но несомненно одно: Израиль был литургическим на протяжении всей своей истории, и доказательством этого служит Ветхий Завет. Был ли он с Богом или нет, но его богослужение было неизменно литургическим. И Церковь Нового Завета, согласно древнейшим источникам, была литургической с момента своего возникновения. Это то, из чего нужно исходить. Остальное нам предстоит выяснить позднее.

Чем больше, мы всматривались в схему реального богослужения, записанную Иустином Мучеником, тем больше она нам нравилась и тем больше смысла мы в ней находили. Постепенно нам стало ясно, что, хотя мы называли себя непосредственными, наша непосредственность сама по себе стала неким шаблоном. Мы фактически создали своего рода литургию.

Я вспомнил наши домашние церкви. Те же люди сидели на тех же стульях каждое воскресное утро; «непосредственные» молитвы были каждый раз в основном одинаковыми; у каждого был набор любимых песнопений; проповедь произносилась в одном и том же месте службы; и мы всегда заканчивали причастием. Кстати сказать, в своей основной форме схема того, что мы делали в воскресенье утром, не так уж сильно отличалась от порядка, описанного в 150–м году.

Следующим был вопрос о Евхаристии.

— Что ты узнал о том, как они рассматривали хлеб и вино? — спросили мы. — Считали ли они их символическими или действительными Телом и Кровью Христа? (В современной терминологии: были ли они реальными или только воспоминанием?)

— На самом деле, они рассматривались и как символ, и как субстанция, — продолжал Джек, — но термин «пресуществление» появляется лишь много веков спустя. Здесь же ключевым словом было «таинство». Отцы Церкви считали освященные хлеб и вино реальными Телом и Кровью Христа, но они никогда не объясняли процесс превращения. Они исповедовали это как благодатное таинство.

Я почувствовал облегчение оттого, что нам не придется принимать представление о пресуществлении, отстаиваемое римской церковью, которое я часто критиковал как «улучшение жизни посредством химии». Но при воспоминании сказанного Христом: «Сие есть Тело Мое… Сия есть Кровь Моя…» становилось очевидным, что мы, современные евангелисты, сильно исказили эти слова Господа в другом направлении. Кроме того, люди в Коринфе первого столетия не стали бы страдать и умирать просто за символ. Нечто серьезное, нечто реальное должно было происходить, когда они принимали Тело и Кровь Господа.