Читаем Возвращение домой (ЛП) полностью

— Важно, чтобы мы обратились к первоисточникам, — предупредил Спаркс. — Мы ничего не добьемся, если будем просто читать комментарии современных авторов. Мы должны добраться до основополагающих документов и изучить то, что говорили древние писатели — и те, что писали правильно, и даже еретики.

— Я возьму вероучение, — предложил Дик Бэлью. — Я до тошноты устал гоняться за каждым новым веянием духовной жизни, которое проносится по городу. Что я хочу знать — это то, во что Церковь верила с самого начала, и во что она не верила? Я также хочу поискать равновесие. Например, как быть с тем огромным значением, которое мы придаем деталям, сопровождающим второе пришествие Христа? Разумно ли это? Так ли это было у ранних христиан? Иногда у меня появляется чувство, что мы знаем о втором пришествии больше, чем сам Господь.

— Но что самое важное, — продолжал Бэлью, — я хочу выяснить, что ранние христиане думали об Иисусе Христе. Какое знание позволяло им так охотно умирать за Него?

Гордон Уолкер хранил молчание в течение большей части встречи. Бывший южно–баптистский священник, он получил образование в семинарии Форт Ворз в Техасе и пасторствовал в нескольких южно–баптистских церквях перед приходом в штат «Студенческого крестового похода в поисках Христа». «Я скажу вам, что я собираюсь взять, — сказал он несколько скептическим тоном. — Я беру Библию. Мой план состоит в том, чтобы проверить сравнением с Библией все то, что все вы, братья, обнаружите. Потому что если мы не сможем найти подтверждения там, я откажусь это принять.

— Это вполне справедливо, — сказал Джон Браун, чувствуя, что обстановка может немного накалиться. — В конце концов, это должно быть критерием всего, во что мы верим.

Кен Бервен взял предреформационные годы, Рэй Нетэри, ушедший в отставку в 1978 году, — послереформационный период, а я был вскоре выбран нашим администратором.


Больше, чем исследование

Если бы мы ограничились только поиском ответов на поставленные вопросы, наша дискуссия представляла бы чисто академический интерес. Но нас интересовал не просто сбор более полной информации. Перед нами стояли две конкретные проблемы. Во–первых, все мы теперь были ответственны за хотя и небольшую, но паству. Мы обещали своим людям, что приведем их в сохранившуюся неповрежденной в истории Новозаветную веру. При этом мы не собирались стать еще одной «разновидностью» христианства. Нашей целью также не являлось оставаться протестантами, стать католиками, быть пятидесятниками или не принадлежать ни к одной из деноминации. Нами руководило желание быть насколько возможно лучшими христианами, быть выражением Церкви первого века в двадцатом веке.

Во–вторых — и я не могу в достаточной мере подчеркнуть важность этого решения — мы договорились с самого начала в своих делах и жизни соответствовать всему, что мы узнаем о Церкви Нового Завета, проследив ее исторический путь. Если мы поймем, что были неправы, то должны будем измениться. Мы приняли на себя обязательство верить ее учению, принять ее богослужение, установить — в соответствии со своим пониманием — ее иерархическую структуру. Или, другими словами, если бы мы обнаружили, что все христиане повсеместно исповедовали определенную истину или придерживались определенной практики, и это делалось всеми и не противоречило Священному Писанию, мы изменили бы согласно этому свой курс и последовали вере своих отцов.

Отсюда начала развиваться герменевтика — интерпретации Писания. В течение многих лет мы склонялись к тому, чтобы рассматривать Церковь в ее исторической перспективе как некую горизонтальную структуру — длиной в двадцать веков, с фундаментом, перекладывавшемся каждое столетие, чтобы отразить современную культуру. Теперь, кажется, мы начали смотреть на Церковь как на вертикальную структуру, высотой в двадцать столетий, построенную на фундаменте апостолов и пророков со Христом в качестве краеугольного камня.

Вместо того чтобы строить новые фундаменты в каждом поколении или каждом веке, мы изо всех сил старались понять, существует ли возможность оставаться на первоначальном апостольском основании, сохраняя веру, однажды и навсегда переданную всем святым, и, в то же время построить на этом фундаменте новый этаж для нашего времени, чтобы поселить на нем наших современников. Мы все менее и менее интересовались, находятся ли христиане второго или третьего века в нашей церкви. Вопрос стоял наоборот: находимся ли мы в их времени и церкви?

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары