Когда заварочный чайник опустел, а кекс заметно уменьшился в размере, Эдвард поднялся со стула и стал осматриваться в жилище Гаса — читать названия на корешках книг, листать какой-то журнал.
— Мне нравится твой прикаминный коврик из тигриной шкуры.
— Купил в лавке старьевщика.
Теперь Эдвард разглядывал картины Гаса, переходя от одной к другой, словно посетитель на какой-нибудь выставке. — Премилая акварель. Что это за местность?
— Озерный край[60].
— У тебя тут целая коллекция. Ты все это купил?
— Нет, написал. Это мои работы.
Эдвард повернул голову и обратил на Гаса изумленный взгляд.
— Правда? Ты на редкость талантливый человек. И приятно сознавать, что если завалишь экзамен, то всегда сможешь добыть себе кусок хлеба живописью. — Он вернулся к осмотру. — А маслом пишешь?
— Да, иногда.
— И это тоже твоя работа?
— Нет, — сознался Гас. — Стыдно говорить об этом, но я вырезал ее из иллюстрированного журнала, еще когда учился в школе. Но мне она так нравится, что я всюду вожу ее с собой.
— Твое воображение поразила прелестная девушка или же скалы с морем?
— Я думаю, композиция в целом.
Живописный район гор и озер на сезеро-эападе Англии.
— И кто автор? — Лора Найт.
— Это Корнуолл, — заметил Эдвард.
— Да, я знаю. А как ты догадался?
— Море Корнуолла ни с чем не спутаешь.
— Ты хорошо знаешь Корнуолл? — нахмурился Гас.
— Надо думать. Ведь я там живу. И всегда жил. Это моя родина. Гас помолчал, потом проговорил:
—Удивительно…
— Что удивительно?
— Ничего, просто я всегда очень интересовался корнуолльскими художниками. Меня поражало, какое множество ярких талантов расцвело в этом отдаленном, окраинном месте и какой отклик получило их творчество.
— Я не знаток по этой части, но Ньюлин наводнен художниками, кишит ими как мышами. Целые колонии живописцев.
— Ты знаком с кем-нибудь из них? Эдвард покачал головой:
— Признаться, нет. В том, что касается искусства, я полный профан. У нас в Нанчерроу много картин со сценами охоты и мрачных семейных портретов. Ты знаешь, о чем я — предки с каменными лицами и собаками. — Он задумался и немного погодя добавил: — Вот разве что портрет моей матери, написанный де Ласло. Очаровательная вещь. Он висит над камином в гостиной. — Эдвард словно бы разом выдохся и показался совершенно измученным. Без всяких церемоний он зевнул во весь рот. — Господи, как я устал. Пойду приму ванну. Спасибо за чай. У тебя тут очень уютно. — Он неторопливым шагом направился к двери, открыл ее и снова обернулся: — Что ты делаешь сегодня вечером?
— Ничего особенного.
— Наша компания — я и еще несколько человек — едем на машине в Грантчестер посидеть в тамошнем пабе. Хочешь с нами?
— С удовольствием. Спасибо.
— Я постучусь к тебе примерно в четверть восьмого.
— Хорошо.
Эдвард улыбнулся:
— До встречи, Гас.
Гacy показалось, что он ослышался. Эдвард уже шагнул за порог.
— Как ты меня назвал?
— Гас.
— Почему?
— Мне как-то сразу подумалось, что ты — Гас. Я не представляю тебя Энгусом. У «Энгуса» должна быть копна рыжих волос, грубые башмаки с подошвами, похожими на танковые гусеницы, и широчайшие бриджи из оранжево-коричневого твида.
Гас не мог удержаться от смеха.
— Но-но, полегче, приятель! Я ведь родом из Абердина.
— Тогда, — ответил нимало не смутившийся Эдвард, — ты понял, о чем я говорю.
И с этой репликой он исчез, прикрыв за собой дверь.
Гас, Он — Гас. И таково было влияние Эдварда, что с этого самого вечера Энгус уже и помыслить не мог, что его зовут как-то иначе.
Внезапно он почувствовал, что страшно проголодался. Поднявшись в полупустую столовую гостиницы — ветхие, старомодные турецкие ковры, накрахмаленные белые скатерти на столах, гул приглушенных голосов и робкий стук ложек, ножей и вилок, — Гас не спеша съел суп, отварную говядину с морковью, «королевский пудинг», заплатил по счету и снова вышел на свежий воздух. Он побродил немного по мощеным тротуарам, пока не нашел книжную лавку, и купил там карту западного Корнуолла. Вернувшись, сел в машину, закурил и стал планировать свой маршрут. Эдвард дал ему по телефону кое-какие невнятные указания, но теперь, сообразуясь с картой, он решил, что только безнадежный кретин не найдет дорогу. Из Труро в Пензанс, потом по дороге вдоль побережья, ведущей на полуостров Лендс-Энд. Его палец прочертил по жесткой бумаге будущий путь и остановился на Роузмаллионе, отмеченном значками церкви и моста через реку. А вот и Нанчерроу, слово написано курсивом, подъездная аллея обозначена пунктирной линией, и крошечный значок — символ дома. Приятно было обнаружить его нанесенным на карту чьей-то добросовестной рукой, это придавало конечному пункту путешествия реальность, убедительно доказывало, что Нанчерроу — не просто случайно оброненное название и не плод воображения. Гас сложил карту и положил ее на сиденье сбоку, докурил сигарету, включил зажигание.