Возвращение домой.Том 1

Но нежданно-негаданно наступили лучшие времена. После беспокойной поры юношества, которое для Гаса прошло труднее и болезненнее, чем для большинства его сверстников, Кембридж стал настоящим открытием и отрадой. С первой же минуты он решил, что в жизни не видел такого красивого города, а здание Тринити-Колледжа показалось ему чудом архитектуры. В первые несколько недель он с наслаждением предавался в свободное время долгим прогулкам по территории университета, постепенно осваиваясь в лабиринте древних, овеянных историей улиц и внутренних дворов. Воспитанный в пресвитерианской вере, он посещал утреннюю службу в Королевской капелле — просто ради того, чтобы послушать пение, именно там он впервые услышал григорианский хорал «Miserere», и сердце его пронзала беспричинная радость, когда голоса мальчиков-певчих воспаряли до вершин, доступных разве что ангелам.

Немного спустя, после того как он поближе познакомился с новыми для себя окрестностями, Кембридж пробудил в нем художнический инстинкт, и вскоре его альбом заполнился беглыми карандашными набросками. Плоскодонки на поросшем ивами берегу реки Кем, мост Вздохов, внутренние дворы колледжа Корпус-Кристи, парные башни Королевского колледжа на фоне беспредельных небес над безликой заболоченной равниной. Самый масштаб, чистота пропорций и перспективы бросали ему вызов; яркий колорит неба и лугов, витражей, осенней листвы так и просился на бумагу. Он чувствовал, что окружен не только неисчерпаемыми кладезями знаний, но и красотой, которая, что потрясло его, не имела ничего общего с природой, а была создана человеческими руками.

Учился он в Пембрук-Колледже инженерному делу, Эдвард Кэри-Льюис занимался там же, но изучал английский и философию. Оба поступили в университет в одно и то же время, в осеннем триместре 1937 года, но познакомились и подружились лишь в последнем триместре второго курса. Тому были вполне определенные причины. Изучая разные дисциплины, они не могли встречаться на консультациях и семинарах, да и жили в разных частях Пембрука. В то время как Гас играл в крикет и регби, Эдвард не проявлял интереса к командным спортивным играм, зато проводил много времени в университетском клубе авиаторов, решив получить квалификацию летчика.

Поэтому их дорожки редко пересекались, хотя Гас, разумеется, видел Эдварда неоднократно, к примеру, в дальнем конце столовой колледжа во время праздников и официальных мероприятий, когда все студенты приглашались на торжественный ужин, или когда Эдвард с шумом катил мимо по Тринити-стрит в своем синем «триумфе», всякий раз — с одной или двумя хорошенькими пассажирками. Бывало, Гас мельком замечал Эдварда в толчее паба, где тот неизменно бывал душой шумной компании, которую обычно угощал выпивкой за свой счет. И при каждой такой встрече Гас поражался — всякий раз Эдвард казался более счастливым, уверенным в себе, щедрым, чем раньше. Первоначальная безотчетная антипатия (Гас не посмел бы признаться даже самому себе в том, что причиной ее была зависть) переросла в неприязнь, но природное благоразумие не давало ему обнаруживать свои чувства. Какой прок наживать себе врага, ведь он с этим парнем даже словом ни разу не перемолвился. Слишком уж Эдвард великолепен, хорош во всех отношениях — так хорош, что даже не верится. Должен же существовать хоть один изъян в этой безупречности, но не Гаса это дело выискивать его.

Так что он решил выкинуть все это из головы и сосредоточился на учебе. Но у капризной судьбы имелись свои планы. В летний триместр 1939 года Гаса Каллендера и Эдварда Кэри-Льюиса поселили на одной лестничной площадке в комнатах с общей миниатюрной кухней. Однажды под вечер, собираясь выпить чаю и уже поставив чайник на огонь, Гас услышал, как по лестнице взбежали чьи-то шаги и задержались у открытой двери в его комнату.

— Эй, привет! — окликнул незнакомый голос.

Он обернулся и увидел, что в дверях стоит Эдвард Кэри-Льюис — на лоб свисает прядь светлых волос, вокруг шеи обмотано длинное студенческое кашне.

— Привет.

— Ты Энгус Каллендер.

— Верно.

— Эдвард Кэри-Лыоис. Похоже, мы соседи. Как тебе квартирка?

— Ничего.

— Чаи гоняешь? — бессовестно намекнул новый знакомец.

— Да. Хочешь — присоединяйся.

— А пожевать у тебя что-нибудь найдется?

— Да, кекс с цукатами и орехами.

— Отлично, я умираю с голоду,

Эдвард вошел, они сели у открытого окна и стали пить чай, Гас выкурил сигарету, а Эдвард один съел почти весь кекс. Разговорились. Так… о всяких пустяках, но уже через пятнадцать минут Гас понял, что жестоко, абсолютно ошибался насчет Эдварда Кэри-Льюиса — тот не оказался ни снобом, ни глупцом. Непринужденные манеры и прямой, открытый взгляд голубых глаз были в нем совершенно естественными, в них не было ничего напускного, а его самоуверенность происходила не от утонченного воспитания, а от того, что он был сам себе хозяин и считал себя не лучше, но и не хуже любого из окружающих.