— Эдвард тоже хорош. А ты и сама прекрасно знаешь, что надо говорить «пожалуйста», когда просишь о чем-то Неттлбеда или кого-нибудь еще, и «спасибо», после того как твоя просьба выполнена.
— Я просто забыла.
— В следующий раз не забывай. — Она снова склонилась над своей книгой.
Джудит почувствовала себя жалкой и виноватой, будто этот выговор предназначался ей, однако Лавди ничуть не смутилась. Она встала за спинкой дивана и, подлизываясь, наклонилась к матери, почти прильнув темной кудрявой головой к гладким золотистым волосам Дианы.
— Что ты читаешь?
— Роман.
— Как называется?
— «Погожие деньки».
— О чем это?
— О любви. О несчастной любви.
— Я думала, любовь — это всегда счастье.
— О, не всегда, дорогая. Далеко не всем женщинам выпадает такая удача.
Диана потянулась за своим коктейлем. Трехгранный стакан был наполнен золотистой жидкостью. На дне его, словно редкостная речная галька или какое-то причудливое существо — обитатель морских глубин, притаилась оливка. Диана отпила маленький глоток, поставила стакан на место, и в этот миг дверь гостиной снова отворилась, но, вопреки ожиданиям, то был не Неттлбед. «Папчик!» — вскричала Лавди и, покинув мать, бросилась в его распростертые объятия.
— Здравствуй, дочка. — Он нагнулся, снисходя до нее с высоты своего роста, они обнялись и поцеловались. — Мы так скучали по тебе. И вот ты снова дома… — Он взъерошил Лавди волосы, глядя на нее с обожанием.
Такой любовью была окружена Лавди! Ее любили все. И наблюдая за этим открытым проявлением чувств, которого ей самой так недоставало, Джудит почувствовала себя как бы лишней и немножко обделенной и не могла не позавидовать подруге.
—Диана… — Таща за собой Лавди, повисшую, будто котенок, у него на плече, мистер Кэри-Льюис подошел к дивану, где сидела его жена, и наклонился поцеловать ее, — Извини, дорогая, мы не слишком поздно?
Склонив голову набок, она с улыбкой посмотрела ему в лицо.
—Ничуть. Еще только без четверти час. Как прошло утро?
— Превосходно.
— А где Томми и Джереми?
—Томми будет с минуты на минуту. А Джереми чистит за меня ружье.
— Славный мальчик!
Наблюдая за этим разговором со стороны, Джудит поспешила изобразить на лице приятную, вежливую улыбку. Но в глубине души она была потрясена наружностью мужа Дианы. Ибо полковник Кэри-Льюис был очень, очень стар; Джудит подумала, что по виду он больше годится Диане в отцы, чем в мужья, и легко мог бы быть дедом Лавди. Держался он, правда, по-армейски прямо и двигался легким, размашистым шагом физически активного человека, но его волосы — точнее, то, что от них осталось, — были совсем седые, а на изборожденном морщинами лице тускло светились глубоко посаженные выцветшие голубые глаза. Его обветренные щеки покрывала мертвенная бледность, а длинный нос над подстриженными на военный манер усиками походил на птичий клюв. Высокий, сухопарый, полковник был в пиджаке из английского твида и в молескиновых бриджах, из-под которых выглядывали тонкие, аистиные ноги в чулках, обутые в крепкие спортивные, начищенные до блеска башмаки каштанового цвета.
— Он заверил, что это не составит ему никакого труда. — С этими словами полковник распрямился, высвободился из цепких объятий Лавди, пригладил волосы руками и обернулся к Джудит.
— А ты, должно быть, подруга Лавди…
Она посмотрела ему в глаза: они светились вниманием и добротой, но вместе с тем в них таилась и глубокая печаль. Но вот он улыбнулся, и лицо его чуть просветлело. Он двинулся к ней, протянул руку.
— Я несказанно рад, что ты смогла приехать к нам.
— Ее зовут Джудит, — сообщила Лавди.
Джудит поздоровалась, и они обменялись официальным рукопожатием. Обхватившие ее руку пальцы были на ощупь сухими и шершавыми, от твидового пиджака исходил резкий сладковатый запах. Каким-то инстинктом Джудит вдруг поняла, что этот человек так же застенчив, как и она сама, и сразу же прониклась к нему симпатией. Как бы она хотела избавить его от смущения!
— Лавди хорошо о тебе позаботилась?
— Да. Она показала мне весь дом.
— Отлично. Теперь ты знаешь, что где находится… Полковник замолчал. Ясно было, что легкая светская беседа не его конек, и очень кстати случилось, что в эту минуту их разговор прервало появление второго джентльмена, вслед за которым показался Неттлбед, неся перед собой, словно обещанный подарок, серебряный поднос, на котором стояла бутылка «Апельсиновой короны».
— Диана, мы не впали в немилость, вынудив вас прождать так долго?
— Ах, Томми, дорогой, не говорите глупостей! Удачная охота?
— Повеселились на славу!
Несколько секунд Томми Мортимер стоял в дверях, потирая руки, будто войдя с холодной улицы в тепло дома и предвкушая глоточек чего-нибудь расслабляющего. Он тоже был одет в элегантный охотничий костюм из твида. У него было мальчишеское, веселое, улыбчивое лицо с гладкой, загорелой, безупречно выбритой кожей, но голова почти полностью седая. В его появлении было что-то театральное, всем своим видом он, казалось, говорил: «А вот и я — теперь можно начинать…»
Томми пересек комнату и склонился к Диане, чтобы поцеловать ее в щеку, потом взглянул на Лавди.