Возвращение государя

Спустя три дня, как и говорил Арагорн, в город во главе эйореда славнейших воителей Марки прибыл Эйомер Роханский. В его честь в Меретронде, в Зале торжеств, был дан пир. Сидя за столом, король Рохана дивился красоте Галадриэли и Арвен, а едва празднество закончилось, обратился к Гимли:

— Наготове ли твой топор, достойный сын Глоина?

— Нет, досточтимый вождь, — отвечал гном, — но его недолго и принести, если возникнет надобность.

— Рассуди сам, — промолвил Эйомер. — Между нами и по сию пору лежат опрометчивые слова, сказанные мной о Владычице Золотого Леса. Ныне я увидел ее собственными глазами.

— И что же ты скажешь теперь? — спросил Гимли.

— Увы, — вздохнул Эйомер. — Я не могу назвать ее прекраснейшей из живущих.

— Тогда я схожу за топором, — откликнулся гном.

— Но позволь мне сначала пояснить, — продолжил Эйомер. — Случись мне встретить Владычицу в любом другом окружении, ты услышал бы от меня именно то, чего желаешь. Но сейчас я отдаю первенство Вечерней Звезде, королеве Арвен, и готов сразиться со всяким, кто этого не признает. Ну что, послать мне за мечом?

— Не стоит, благородный Эйомер, — молвил Гимли с низким поклоном. — Я прощаю тебя. Ты избрал Вечер, а мое сердце отдано Утру. И сердце подсказывает мне, что скоро Утро уйдет, уйдет навсегда.

Наконец настал день отъезда — пышная многолюдная процессия готовилась отбыть на север. Оба короля, и гондорский государь, и правитель Рохана, явились в Рат-Динен и, возложив останки Тейодена на золоченые носилки, в молчании пронесли их по городу. У Ворот носилки поместили на колесницу, окруженную конниками. Перед ней везли развернутое королевское знамя, а на колеснице, с оружием павшего государя, сидел его оруженосец — хоббит Мериадок Брендибак.

В последний путь Тейодена провожали все члены Дружества. Фродо, Сэмиус и Гэндальф на Светозаре ехали в свите Арагорна, а Леголас и Гимли, как всегда, скакали вдвоем на Эроде.

С ними отправилась и королева Арвен, и Келеборн, и Галадриэль с эльфами, Элронд с сыновьями, князья Дол-Амрота и Итилиэна, а также множество знатных вождей и рыцарей. Никогда прежде ни один государь Марки не удостаивался столь великолепных проводов, как возвращающийся в родную страну Тейоден, сын Тенгела.

Кортеж неспешно достиг Анориэна, а когда приблизился к Серому Лесу, под склонами Эмон-Дина, с холмов донесся гул барабанов, хотя на виду не появлялся никто живой. Тогда Арагорн повелел вострубить в трубы, и герольды возгласили:

— Внемлите указу короля Элессара! Отныне и навеки лес Друадан отдается во владение народу Гхан-бури-Гхана, и да не вступит в него никто без их дозволения.

Барабаны грянули громом и разом смолкли.

После пятнадцатидневного пути погребальная колесница Тейодена прибыла в Эдорас. Гостей встретил налитый светом, украшенный прекрасными гобеленами Золотой Чертог, где был дан великолепный пир, какого Медусельд не помнил со дня своего возведения. Спустя три дня состоялся погребальный обряд. Прах Тейодена с оружием и множеством принадлежавших павшему королю ценностей поместили в каменный склеп, над которым насыпали высокий курган, быстро покрывшийся зеленой травой и белыми звездочками Неувядающей Памяти. Теперь с восточной стороны Курганного луга высились восемь курганов.

Всадники из королевского дома на белых конях скакали вокруг кургана и пели песнь о Тейодене, сыне Тенгела, сложенную королевским менестрелем Глеовином. Больше он уже песен не слагал. Торжественный, медленный распев трогал даже тех, кто не знал здешнего языка, а рохирримы внимали ему с горящими глазами, словно все воспетое представало перед ними воочию. Далеко на севере грохотали копыта, и голос Эйорла перекрывал шум битвы при Келебранте. Повествование о королях уводило все дальше, и рог Хельма звучал в горах, и вот уже пала Тьма, и восстал король Тейоден, и сквозь Тень поскакал в пламя, и пал в величии, когда снова настало утро и солнце, на возвращение которого люди уже не смели надеяться, осветило склоны Миндоллуина.

     Из мрака, из тьмы, восходу навстречу
     Воин скакал с клинком гневливым.

     Велик воитель, велика утрата!
     Но смерть превозмог, и смерти превыше
     Пребудет вовек посмертная слава!

Мерри рыдал, стоя у подножия кургана, а когда песнь отзвучала, горестно воскликнул:

— Прощай, Тейоден, славный, добрый Тейоден! Ты был для меня отцом, но, увы, недолго. Прощай!

Когда церемония завершилась, стихли стенания плакальщиц и Тейоден остался лежать, укрытый землей и камнем, люди собрались в Золотом Чертоге на тризну, не слишком печальную, ибо ушедший король дожил до преклонных лет и ушел из жизни, стяжав славу, не уступавшую славе великих предков. И когда пришло время почтить память былых государей, вперед выступила Эйовин, белая, как снег, золотая, как солнце. Она поднесла Эйомеру полную до краев чашу.