Тогда встал менестрель. Знаток преданий перечислил поименно всех государей Марки: Эйорла Юного, и Брего, воздвигшего Чертог, и Алдора, брата злосчастного Бэлдора, и Фреа, и Фреавина, Голдвина, Деора, и Грама, и Хельма, укрепившегося в Хельмовой Теснине, когда Рохан опустошили враги, — так поднялись девять курганов с западной стороны, ибо прямая линия пресеклась, и другие курганы насыпали уже напротив — там погребли Фреалафа, сына сестры Хельма, и Леофу, и Вальду, и Фолька, и Фольквина, и Фенгела, и Тенгела, и последним из них — Тейодена. И когда прозвучало имя Тейодена, Эйомер осушил чашу. Эйовин приказала слугам наполнить все кубки: гости встали и выпили за нового короля, восклицая:
— Да здравствует Эйомер, король Марки!
В самом конце пиршества Эйомер поднялся и объявил:
— Сегодня мы поминаем короля Тейодена, но прежде чем вы разойдетесь, я хочу сообщить вам радостную весть. Уверен, покойный государь не осудил бы меня, ибо для сестры моей Эйовин он всегда был вместо отца. Слушайте же, сородичи и высокочтимые гости, благородный народ из разных земель, никогда прежде не собиравшийся в этом Чертоге. Фарамир, наместник Гондора и князь Итилиэна, просит руки Эйовин, Девы Рохана, и она дает на то свое согласие. Перед всеми вами я объявляю об их помолвке.
Фарамир и Эйовин выступили вперед. В честь молодых зазвучали здравицы, гости осушили кубки, а Эйомер, соединив их руки, сказал:
— Да будет этот союз счастлив и крепок, и станет он залогом еще более тесной дружбы между Гондором и Роханом.
— Ты не скуп, Эйомер, — заметил Арагорн, — коли отдаешь Гондору прекраснейшее из сокровищ своего королевства.
Эйовин взглянула ему прямо в глаза и промолвила:
— Пожелай мне счастья, мой государь и исцелитель.
— Я пожелал тебе счастья в тот миг, когда впервые тебя увидел, — ответил он. — Твоя радость — отрада моего сердца.
После празднества те, кому предстояло уехать, простились с оставшимися. Арагорн со своими рыцарями и эльфы из Лориэна и Разлога подготовились к отъезду. Фарамир и Имрахил оставались в Эдорасе. Оставалась и Арвен. Она простилась с братьями, а потом удалилась с отцом в холмы, где долго говорила с ним, укрывшись от посторонних взоров. Горестной была их разлука, ибо расставались они до конца времен.
Когда отъезжавшие уже собирались тронуться в путь, Эйомер и Эйовин подошли к Мерри.
— Прощай, Мериадок из Хоббитании, ставший рыцарем Марки, — молвил король. — Счастливого тебе пути. И возвращайся, в Эдорасе тебя всегда встретят с радостью. Я бы рад одарить тебя на манер древних королей так, чтобы ни одна повозка не смогла вместить всех сокровищ, но что делать, если ты не хочешь брать ничего, кроме доспехов. Я вынужден смириться, ибо у меня нет награды, достойной твоего подвига, но один подарок все же прошу принять в память о Дернхельме и рогах Рохана, призвавших утро.
И тут Эйовин протянула Мерри маленький серебряный рог на зеленой перевязи. По рогу вилась искусная гравировка — изображения скачущих всадников и таинственные руны.
— Этот рог — наследственное достояние нашего рода, — сказал она. — Он очень древний, привезен с севера еще Эйорлом, а сработали его гномы. На нем чары: стоит вострубить в него, как враги устрашатся, а друзья возрадуются, и их сердца укрепятся мужеством.
От такого дара Мерри отказаться не мог. Он принял рог, поцеловал руку Эйовин, обнялся с Эйомером, и они расстались.
Из Эдораса путь лежал к Хельмовой Теснине, где спутники задержались на два дня. Леголас выполнил обещание, данное Гимли, и посетил с ним Блистающие Пещеры, откуда вернулся на удивление задумчивый и молчаливый.
— У меня нет слов, чтобы описать увиденное, — отвечал он на все вопросы, — да и невозможно рассказать о Пещерах лучше, чем это сделал Гимли. Впервые от начала времен гном превзошел эльфа в речах. Но мы еще сравняем счет, ведь нам предстоит побывать в Фангорне.
Следующая остановка была сделана в Айсенгарде, совершенно преображенном трудами энтов. От кольца стен не осталось и следа, пространство внутри превратилось в сад, по которому протекала река. Посреди сада лежало чистое озеро, и высившаяся над водой черная неприступная башня отражалась в нем, словно в зеркале.
С того места, где прежде находились ворота, а теперь, словно часовые, стояли два раскидистых дерева, путники в изумлении взирали на неузнаваемо изменившуюся долину. Казалось, что окрестности пусты, но вскоре послышалось знакомое «хумм-хум», и навстречу им вышли Древобрад с Проблеском.
— Добро пожаловать в сад Ортханка, — прогудел старый энт. — Я знал, что вы идете, да уж больно заработался — дел еще непочатый край. Но, как я слышал, и вы у себя там, на юге и на востоке, тоже не сидели сложа руки. И все, что вы сделали, сделано хорошо, очень хорошо.
Как оказалось, Древобрад был прекрасно осведомлен о случившемся. Он долго рассыпался в похвалах, потом немного помолчал, пристально глядя на Гэндальфа, и наконец сказал:
— Да, могуч ты оказался, и все твои труды обернулись во благо. Теперь-то куда держишь путь? И зачем к нам пожаловал?