Это было дело Алексея Михеева[38], которого задержали в 2000 году в Нижнем Новгороде и пытали электрическим током, пытаясь выбить из него признание в совершении преступления, которое, как выяснилось впоследствии, он не совершал. Доведенный до отчаяния Михеев выбросился из окна ОВД, выжил, но остался инвалидом. ЕСПЧ в 2006 году вынес положительное решение по его жалобе, и Российская Федерация должна была выплатить ему 250 тысяч евро. С этого дела началась череда громких случаев, связанных как с насилием в полиции, так и с насилием в тюрьмах, когда Комитет против пыток, Общественная наблюдательная комиссия и Совет по правам человека при президенте могли повлиять на происходящее.
Когда в поле общественного внимания появляется большое количество такого рода новостей, начинает казаться, что злоупотреблений становится больше. На самом деле это говорит о противоположном. Если взгляд общественности привлекается к такого рода злоупотреблениям, это хороший признак, а не плохой. Когда общество задается вопросом, это значит, что ответ на него уже сформулирован. Именно таким образом происходит изменение нормы. То, что еще вчера было нормальным или неинтересным, становится неприемлемым, становится раздражителем, и властная машина вынуждена что-то с этим делать.
Общая черта всех реформ, описываемых в этой главе: не все их цели достигнуты, но цели, связанные с транспарентностью, как ни парадоксально, в достаточной степени осуществлены. В России возникает своеобразный контраст между низким уровнем влияния общества на принимаемые властью решения и высоким уровнем транспарентности самой власти. Это одна из неявных или редко формулируемых, но значимых линий натяжения в нашей политической системе.
Институт государственного защитника, предусматривавшийся еще советским законодательством, развивается в эти годы и приводит к появлению государственных адвокатов – адвокатов по назначению, на которых имеют право люди, у которых нет своего адвоката или нет возможности его оплатить. В адвокатуре они занимают примерно то же место, какое тюремная медицина занимает в медицине в целом. Одновременно институт независимой адвокатуры, которую не смогла убить даже советская власть, активно развивается в эти годы, и к концу 2000-х адвокаты становятся в отдельных случаях даже политическими фигурами, звездами и героями политически значимых процессов. Появляются такие организации, как «Агора», созданная в 2005 году, предоставляющие бесплатную защиту тем, кто попал под пресс правоохранительной машины. Граждане начинают осознавать, что правовая помощь для них является предметом если не первой, то насущной необходимости, и что существует возможность отстаивать свою позицию в судах, особенно в рамках арбитражного судопроизводства, отстаивать свои интересы против государства и государственных структур и даже иногда выигрывать.
Итак, 2000-е были годами, когда российские граждане пришли в суд. Это была заря эпохи русского сутяжничества, которая продолжается у нас и сейчас и которая в дальнейшем будет только усиливаться. Это не сделало судебную систему намного эффективнее, но это сделало происходящее в судах предметом общественного внимания и публичного интереса.
Глава 7. Цитадель и ее стража. История силовиков
Россия – страна силовиков.
По количеству полицейских на 1000 человек Российская Федерация к 2015 году занимала первое место среди стран с населением больше 50 миллионов: на каждую тысячу россиян приходилось 5,5 полицейских. Даже в Китае (данные 2012 года) этот показатель составил всего лишь 3,2, в Германии – 2,9. Даже в постоянно воюющем Израиле – тоже 2,9.[39] При этом полицейские – это не единственные представители силовой бюрократии, которая за 2000-е годы стала основным бенефициаром режима, одновременно его опорой и выгодоприобретателем.
На протяжении всего периода, рассматриваемого в этой книге, постоянно росло количество вооруженных людей в форме и расходы федерального бюджета на их содержание. В эти годы происходило разделение общего силового сословия на различные группы интересов. Конкуренция или прямая борьба этих кланов между собой к концу 2000-х годов превратилась в некую пародию на политическую конкуренцию, или ее замену – надо признать, довольно плохую замену (как говорил персонаж О. Генри, «Песок – неважная замена овсу»). Но тем не менее это суррогат системы сдержек и противовесов: вместо общественного контроля, вместо взаимного сдерживания ветвей власти в российской политической ситуации мы имеем конкуренцию силовиков.