Возвращение грифона

– Я никогда тут не была – с восторгом сказала Маша, разглядывая московские просторы из окна машины – такое чувство, как будто попала в Мекку, туда, куда стремятся все мусульмане. Сбивчиво, да? Ну как бы тебе сказать – ты-то этого не ощущаешь, а у меня такое чувство…ну не передам я этого. Что-то вроде: 'Вот Она!'

– И чего? Город, как город…суетливый, машин дофига – у нас хоть проехать свободно можно. А тут такие потоки… Ничего не вижу достойного восторга. Даже дома ничем не отличаются от тех, что в нашем городе. Типовая хрень. Ну Кремль, да. Интересно.

– А Ленин? Там Ленин лежит! Не хочешь сходить на него поглядеть?

– Неа…ну лежит себе, и лежит. Пустая оболочка человека. Вот за что ему такое проклятие?

– Какое?! – удивлённо подняла брови Маша.

– Лежать неупокоенным, какое же ещё. Ну представь, что тебя положили где-то на витрину и толпы придурков ходят, и разглядывают. Тебе понравится? Он где-то бродит тенью, неприкаянный и неупокоенный, и страдает. И нет ему отпущения грехов…

– Тссс! – Маша приложила палец к губам и кивнула на спину водителя.

Я улыбнулся и кивнул – хотя нашим 'хозяевам' и наплевать, какие у нас политические взгляды и чего мы болтаем, всё же не стоило их злить. Есть определённые правила игры, и стоило их соблюдать.

Мы сегодня прилетели из нашего города в Москву самолётом. В аэропорту нас встретили, прямо у трапа самолёта – остальные пассажиры с восхищением и завистью смотрели, как молодую парочку усаживают в чёрную волгу. Видимо решили, что мы какие-то детишки высокопоставленных чиновников.

Мне было смешно, а Маша вся преисполнилась гордости – советское воспитание. В обществе, в котором все равны, тот, кто приподнимается над серой массой всегда вызывает и зависть, и восхищение. И чем ровнее и серее эта масса, тем больше восхищения вызывают эти люди. Бард, рассекающий по Москве на иностранной машине, которую большинство граждан Советского Союза видели только на картинках или в кино, вызывает всенародную зависть и любовь. И все стремятся получить привилегии, и счастливы, когда эти привилегии получают, гордятся этим – мы не такие как все, нас заметили!

Квартира, которую нам предоставили, находилась в центральном районе города, и мало чем отличалась от той, в которой мы жили в нашем, родном городе – пять комнат, мебель по последней моде, цветной телевизор и двухкассетник – все атрибуты элитной семьи. Так-то мне здесь понравилось – окна выходили на тихий двор, и машину есть где поставить – мне обещали, что её в ближайшее время перегонят по новому месту жительства.

Водитель проводил нас до дверей квартиры, отпер их, и отдал ключи нам – вместе с ордером на вселение и паспортами, в которых уже стояли штампы московской прописки. Пожелав нам хорошего отдыха, предупредил, что машина за нами придёт завтра, в восемь утра, и к этому времени мы должны быть готовы – поедем в Кремль. В холодильнике продукты, в шкафах все необходимые нам вещи – располагайтесь и ни в чём себе не отказывайте. Затем исчез за дверь, как громадный передвижной платяной шкаф – под его поступью чуть не продавливался паркет, мужчина был здоровенный, шире меня раза в два. Водитель-охранник, надо полагать.

Мы пошли проверять сокровища, которые нам обещаны – и в самом деле, шкафы полны отличной одеждой (точно подходящей нам по размеру!), а холодильник забит всем, о чём советские граждане могут только мечтать – от сырокопчёной колбасы, до чёрной икры. Нормальный набор номенклатурного работника. Ведь мы уже примкнули к номенклатуре, надо понимать…а может и выше. Чиновников дофига, а вот настоящих лекарей – это поискать надо.

Маша пошла в спальню, уселась на кровать, немного попрыгала на матрасе и выдала заключение, что он вполне соответствует её понятиям о том, каким должно быть наше лежбище, и что она на этом матрасе бока не отлежит. Потом стала переодеваться, испуганно поглядывая по сторонам.

Я заметил это, и спросил:

– Ты чего жмёшься, как будто раздеваешься на Красной площади?

– А мне кажется, я и раздеваюсь на Красной площади. Вон там стоит делегация из Японии, а вон там – немцы. А тут три гэбэшника, заглядывающие мне в задницу. Меня вот это самое подглядывание и подслушивание приводит в нервное состояние. Мне хочется выключить свет, забиться в угол, и вот там уже переодеваться…я даже заниматься любовью не могу спокойно – мне кажется, что за нами всё время кто-то смотрит.

– А мне кажется – тебе даже нравится, когда за тобой подглядывают – ухмыльнулся я – ты от этого возбуждаешься. Самые страстные наши ночи были после того, как ты узнала, что за нами следят. Ты как будто норовишь подразнить наблюдателей, нет?