— Отравился, — сказал кто-то.
— Нет, — уверенно возразил Афзалиев. — Это каракурт. Его укусил каракурт в шею или в голову. Я один раз видел человека, убитого каракуртом. У него было такое же лицо… — И Якуб невольно оглянулся, точно ожидая увидеть небольшого черного паука с белыми точками на волосатом брюшке — каракурты любят развалины…
Через тесный кружок людей пробрался Ибадулла. Он нагнулся, без страха и отвращения вглядываясь в обезображенное черной смертью лицо, как будто искал знакомые черты. Старый шрам на лбу… Нет, он никогда не встречался с этим человеком.
— Ha-днях в Аллакенде, — говорил кому-то начальник районной милиции, — отравили замечательного человека, знатока архивов, ученого-историка Мохаммед-Рахима.
— Что? — перебил Ибадулла. — Мохаммед-Рахим?! Отравлен?! Умер?
— К сожалению, это не слух, — подтвердил начальник. — Три дня тому назад убийцы были арестованы. Диверсию организовал «гость» из-за рубежа, американский воспитанник. Почти одновременно в Карши был арестован человек, давший пристанище диверсантам, возможно, этим самым. Враг проявляет активность.
Ибадулла молчал. Он слушал спокойно, опустив сухие, потускневшие глаза, и казался безразличным, потухшим.
Он проводил милиционеров и колхозников до окраины Дуаба и медленно-медленно вернулся обратно к палатке.
— Тебе тяжело, ты очень огорчен, Ибадулла, — встретила его Фатима. Ей хотелось утешить Ибадуллу, но как, она не знала.
Теплого сочувствия девушки было достаточно. Ибадулла поднял голову.
— Благодарю тебя, — сказал он, положив руку на плечо Фатиме. — Мохаммед-Рахим был светлым, мудрым человеком, для меня он остался живым. Он знал истину. Теперь и я знаю ее! Видишь, как трудно найти истину тому, кто ее потерял или не знал… И я познал родину, Фатима. Она не в земле, по которой ходили отцы, не в памятниках, построенных их руками, и не в кладбищах, с пылью которых на поля разносится их прах. Она живая — в сердце, в мудрости народа, в пути его счастья. Кто вне народа — тот не живет. Он мертв, он, как призрак…
Ибадулла повернулся и указал на горы, вершины которых, уже освещенные восходящим солнцем, едва виднелись на горизонте.
— Они там, Фатима. Оттуда пришли эти призраки-убийцы. Я знаю! Я сам чуть было не стал таким… И там — народ, среди которого и с которым я жил прежде. Я никогда не забуду о нем потому, что знаю его горе, и потому, что я в долгу перед ним. Но теперь я богат и могу возместить мой долг. Люди ждут. Теперь мой путь прям и ясен. Мусульманин ищет заслуг перед исламом, я хочу иметь заслугу перед людьми. Сегодня я поклялся родиной итти прямым путем, и я никогда не изменю клятве!
Вдали у буровой вышки послышались выхлопы мотора: механик заводил дизель — скоро придут колхозники.
Ефимов вылез из шурфа — за ночь вода поднялась еще на двадцать сантиметров и сохраняла этот уровень.
Был час начала работы.