Возвращение Ибадуллы

Новые мысли овладевали мной, я был взволнован. Внезапно я заметил камень, торчавший на четверть из плотной земли. Я не смог его вытащить, но разглядел высеченную на нем гирлянду полуовалов, подчеркнутую глубокой бороздой. Характерный и традиционный узбекский рисунок, как на ободке моей тюбетейки. Этот кусок серого узбекского мрамора был раньше, возможно, деталью карниза, венчающего башню. Больше – ни черепка, ни обломка кирпича.

На севере, километрах в тридцати, я различил отроги гор. Казалось, именно там следовало искать места для крепостей. Но я понимал: горы бесплодны, а ленивая власть хотела сидеть на плодородных полях. Из страха перед народом она стремилась подняться над полями, орошенными Кашка-Дарьей.

На вал главной крепости я забрался с трудом: круто, откосы тверды и гладки, уцепиться не за что. Наверху я наткнулся на мелкие окопы современного типа – напоминание о недавнем прошлом, о басмачах Энвер-паши или другого вожака байской шайки.

Между первым обводом крепости и вторым паслось стадо, я видел фруктовый сад, два белых дома. Через провал – место бывших ворот – проходил арык. Я преодолел второй вал и забрался в центр крепости, на внутреннее искусственное плато. Отсюда, как на плане, я обозревал систему укрепления.

Странный вид… Строитель придал валам овальную форму, не создал ни одного входящего или исходящего угла или бастиона. Вся его идея заключалась в том, чтобы как можно выше подняться над плоскостью степи и положиться на поистине несокрушимую толщу валов. Он не думал об активной защите. Да, это годилось лишь против легкой конницы. Крепость могла служить способом устрашения, но защищать ее было невозможно. И все же, когда по земляным валам тянулись кирпичные стены, в середине возвышались тяжелые башни-цитадели, крепость казалась неприступной, а ее владыка – непобедимым. Против своих подданных… Теперь уже мощь крепости не могла меня обмануть.

Я мысленно подсчитывал объем уложенной земли. Миллионы тонн грунта. Но нигде не было ям, откуда могли бы вынуть такое количество земли. Этого и нельзя было делать, нельзя создавать болота – источники болезней. И я мысленно видел, как день за днем, годами вереницы ослов, верблюдов и лошадей в корзинах издалека тащили землю. Властители соскребали ее с поверхности руками рабов в соперничестве – кто выше поднимется над степью! Чудовищная работа, бессмысленная, как пирамиды Египта.

Я старался восстановить обстоятельства, при которых погибла крепость.

Предупреждая о набеге, столбы черного дыма поднялись с выдвинутых к югу малых крепостей. Хан приказал распахнуть ворота из толстых досок, соединенных в несколько слоев гвоздями со шляпками величиной в голову человека. Спасающиеся от набега жители окрестных селений устремились в крепость, теснясь в узких проходах. Всем раздавали оружие – толстые копья с древками из карагача или чинара, кривые мечи, длинные ножи, круглые щиты с медными бляхами на обтянутом кожей дереве, луки со спущенными для сохранения гибкости тетивами, крепкие стрелы с иззубренными наконечниками, смазанными салом.

Между тем нападавшие уже делали свое дело. До последнего луча дневного света запершиеся в крепости жители с отчаянием смотрели на гибель своего достояния. Над крышами селений поднимался дым, падали деревья, выращенные еще отцами. За валами гарцевали наездники, с бранью вызывая на состязание в силе и ловкости. Гудели тетивы. Вот один на земле. Из тела торчит пестрый оперенный конец стрелы. Нога другого осталась в глубоком башмаке стремени, и лошадь волочит вялое тело. Хан приказал наградить метких стрелков…

Но в толпах врагов мелькают и знакомые лица. Это те, кто не успел или не захотел укрыться в крепости и пристал к врагу. Как видно, не случайно говорит пословица: „Если враг напал на кибитку твоего отца, пристань к нему и грабьте вместе“.

Нет, хозяин не отец рабу. В погоне за светлым призраком свободы человек готов сбросить старое ярмо хотя бы и с риском сменить его на новое…

Наступила ночь тоски и тревоги. Осажденные видели и светлое пламя пожарищ и тусклый огонь костров, разложенных из сырых стволов плодовых деревьев. В темноте напавшие казались еще многочисленнее, чем днем. На верхней площадке цитадельной башни, где хранились богатства хана, горели девять факелов. Багрово мерцали длинные огни привезенного из Персии таинственного сока земли. Их было видно на пятнадцать ташей – на сто пятьдесят километров. Подтверждая дневные сигналы дыма, сигналы огня говорили: „Повелитель Карши подвергся нападению. Дружественные правители, союзники, вассалы, вооружайтесь и спешите на помощь, иначе завтра, если будет угодно богу, вас постигнет та же судьба“.

Пламя то поднималось прямо, то раскачивалось, и над людьми носились зловещие тени. Голосили женщины, плакали дети, тревожно ныли верблюды, тоскливо ржали лошади. Чуя чужих, злобно выли тощие желтые собаки.