Возвращение императора. Невероятные приключения в XXI веке. Петр I и президент

Лица ожидавших здесь бояр были красными и потными от боязни. Крут был батюшка, спуску не давал, хоть и звали его Тишайшим. Пока насидятся здесь да думам своим пострашатся, совсем на скамьях взопреют. Помнит, как подбежал он однажды к Артамону Матвееву и спросил:

– Дядька Артамон Сергеевич, а почто ты здесь сидишь, тебя же батюшка привечает?!

Звонко сказал, на всю палату.

Артамон Матвеев его тогда по голове погладил и палец к губам приложил:

– Все мы в его царской власти! – ответил.

Помнит Петр, как после его слов ожидавшие бояре губы поджали и еще выше подбородки задрали. Не понравилось им.

Известно: «Дитя глаголит истину», – а кому ж она по нраву?

И тут же всплыли в памяти воспоминания о Стрелецком бунте, когда он, десятилетний мальчишка, видел, как тело Артамона Матвеева было сброшено сверху, с Красного крыльца, и изрублено стрельцами. Вспомнил он и убитых тогда дядек, братьев матери, и многих других винно и безвинно погибших в этот день от рук стрельцов. Лицо привычно исказила гримаса, затем другая – признак надвигающегося гнева. В такие минуты Петр не мог контролировать выражение лица, хоть и понимал, что пугает своим видом всех вокруг. Начались эти судороги все в тот же страшный день 15 мая, когда он впервые увидел безудержную и безоглядную людскую жестокость и узнал страшное слово: БУНТ!

Вспомнилось, как здесь же его, десятилетнего, схватил, как кутенка, стрелец, приподнял и закричал:

– Вот оно, Нарышкинское отродье! Ишь, глазами вращает, будто кот! Вот удавить его, и Софью на царство!

Но, видно, Софья им такого приказа не отдавала!

Спрашивал при их последней встрече в Новодевичьем монастыре, куда позже она была подстрижена по его приказу. Глазами зыркнула из-под черного платка и отвернулась, так и не ответив. Видел, что за годы подавила гордыню, но до конца не смирилась!

Он только под конец жизни понял, что между ними было много общего и могла она стать ему помощницей и союзницей, если бы жизнь не поставила их друг против друга.

* * *

Еще девчонкой она часто забегала в Престольную палату, хоть и не место ей. Подбежит к батюшке, пока он один, поцелует и смеется. Девки и мамки в двери заглядывают, робеют, не знают, что делать. И дите одно не оставишь, и не гоже им на мужской половине быть.

– А что, батюшка, делаешь? Над чем думаешь? – спрашивала.

Алексей Михайлович удивлялся. Неужто дочери такое интересно? Вместо игры с девками и вышивания пришла к батюшке о делах слушать. Сказал однажды что-то, как отмахнулся. Смотрит, а в ее глазах интерес зажегся, слушает. Вроде даже понимает. Удивился царь, в другой раз поболе рассказал. И понял вскоре, что дочь у него с недюжинным умом. Была бы парнем, смело бы ей государство доверил. Но токмо беда, у него все девки рождались крепкие, здоровые, а сыновья больные, маялись многими скорбями. Петруша токмо удался! Крепкий, смышленый, бойкий, да мал еще!

Петр помягчел сердцем, вспоминая, как сестра брала его на руки и тискала, а он радостно смеялся.

– Кто у нас тут такой пригожий! – говорила, а сама кончиком косы щекотала его нос. Ей нравилось, как он морщился и чихал.

– Ну, чистый кот. Да, батюшка? – обращалась она к отцу.

Петя смотрел на золотые ножки стола, вырезанные в виде лап льва, которые ему, четырехлетнему, было виднее всего, и возражал:

– Нет, я лев!

Софья хохотала, а отец начинал сердится.

– Да оставь ты его. Пошли оба. Мне работать надо!

С грустью оглядел Петр красные, с золотой росписью стены, сводчатые кокошниками своды, обтянутый парчой трон с двумя ступенями.

Стол по-прежнему стоял у окна. На нем чернильница, перо, уховертка, зуботычка, циркуль немецкий. Вспомнил, как батюшка, сидя за столом, сажал его на колени и, подставляя лист бумаги, показывал, как циркуль выделывает ровные круги. Петруша любил, когда отец сидел за столом. Это означало, что хоть осерчает, что мешается, но не прогонит. И он устраивался подле или забирался на просторный подоконник и смотрел через цветное стекло на Москву.

Во время длинных, скучных сидений, когда батюшка призывал сыновей к себе, Петр уставал глядеть на бородатых бояр, разодетых в дорогие шубы и высокие шапки. На стулице рядом с троном отца – Федор с постным лицом, оно не меняло скучного выражения, и Петруше хотелось выкинуть эдакое, чтобы тот засмеялся. Он представлял, как подбегает к важному боярину, с силой дергает за бороду, как все вскакивают, путаются в шубах, падают друг на друга, и начинал смеяться. Батюшка, осерчав, приказывал отвести его в детскую, а Федор с завистью смотрел ему вслед!

Наверх, в теремок на крыше – царство своего детства, куда вела витая лестница, не поднялся, не желая закрывать эту дверь в прошлое.