Возвращение из Эдема

– Разумеется, не было ничего странного в том, что монах в письме приводил слова покровителя своей обители, носившей имя Иоанна Патмосского! Это я понял. Тут не было абсолютно ничего странного. Но меня заинтересовало небольшое изменение исходного текста, и я захотел узнать, что толкнуло Скинуриса на такое. Надеясь отыскать какие-либо указания, я стал изучать другие письма, принадлежащие его перу, но нашел лишь выполненные от руки чертежи различных строений монастыря, и больше ничего. Однако во время поисков я обнаружил жестяную коробку с документами, которые уцелели, когда в шестом веке главный собор дотла сожгли турки. Это были письма и записки священника, настоятеля собора, в тот период, когда османы захватили остров Патмос. Вот где начинается самое интересное. Я положил эти записки рядом с письмами монаха Скинуриса и даже своим непрофессиональным взглядом увидел, что они написаны одним и тем же характерным почерком. Но это же невозможно! Как один и тот же человек мог написать документы, отстоящие друг от друга по времени больше чем на пятьсот лет? Несомненно, кто-то пошутил, положив эти письма в коробку, рассчитывая на то, что какой-нибудь неопытный глупец вроде меня купится на эту уловку. Все же меня одолевало любопытство. Стыдно признаться, но я совершил очень неблаговидный поступок, да простит меня Господь! Я «одолжил» несколько записок из коробки и одно письмо Скинуриса, запечатал их в пакет и забрал на материк, не спросив разрешения и никому не сказав об этом. Я нашел эксперта-почерковеда, и тот подтвердил, что эти документы написаны одной рукой. Следующим шагом был лабораторный анализ бумаги и чернил письма и записки. Результаты? Запискам из коробки было тысяча четыреста лет плюс-минус пару десятков. Письму Скинуриса – девятьсот. Единственным логическим заключением оказалось то, что священник из шестого века и монах из одиннадцатого – одно и то же лицо! Спрятав документы в надежное место, я вернулся на Патмос. Мне нужно было раскрыть тайну человека, прожившего пятьсот лет, а то и больше. Вы можете представить себе такое?

Гери молча смотрела на брата Тимофея, понимая смысл его слов, но придерживая суждения при себе. Разумеется, она могла представить себе такое, потому что постоянно слышала, как Нестор разговаривал об этом с учеными.

– Тогда я стал изучать чертежи. Почему Скинурис так серьезно занимался планами монастыря? Он рисовал лестницы и внутренние дворы с потайными дверями, коридоры, ведущие в никуда. Многие его наброски содержали условные значки, которые нигде не расшифровывались. Тут крестик, там кружочек, но никаких описаний и разъяснений. Скинурис также оставил много набросков прачечной, которую хотел устроить глубоко в подвале под часовней. Почему он уделил столько внимания месту, где стирались рясы и постельное белье? Мне пришлось строить догадки. Легенда гласит, что нынешний монастырь был спланирован как лабиринт: проходы и тоннели, никуда не ведущие, потайные двери, тупики и все такое, для того чтобы обмануть пиратов и грабителей. Но… вдруг за всем этим стоял какой-то тайный замысел? Одни проходы вели в никуда, но другие нет? Если что-то было сознательно спрятано? Тут меня осенило. Вернемся к тексту богословского трактата монаха. «Блаженны те, которые омыли одежды свои, чтобы иметь им право испить из реки жизни и войти в город воротами». Река жизни, вечная жизнь, фонтан молодости – называйте как угодно. Скинурис это нашел. Но кем мог быть тот человек, как не тем, кому ангел первому явил видение нового рая и новой земли? Именно ему тот же ангел открыл тайну местонахождения реки жизни. Он выпил из нее, после чего прожил сотни лет, оставаясь хранителем этой тайны. Это был сам апостол Иоанн! Гери, поверьте, я прекрасно понимаю, что мои слова кажутся вам безумием. Но неужели это более неправдоподобно, чем остальные вещи, записанные в видении Иоанна? Выслушайте меня до конца. Глядя на планы, составленные этим святым человеком, я вдруг понял, что река жизни должна протекать глубоко под подвалами монастырской часовни. Рисунки Скинуриса содержат ключ, который позволит открыть тайны, спрятанные под землей. Теперь я знаю, что это действительно так. Часть видения, явившегося Иоанну, относится не к каким-то далеким небесным местам – когда он записывал, все это было прямо у него перед глазами, здесь, на Патмосе! – Брат Тимофей откинулся назад и шумно вздохнул. – Я не жду, что вы просто поверите мне на слово. Гери, я нашел ее, – возбужденно прошептал монах. – Как и те, кто были до меня. Она здесь. Настоящая. Я могу проводить вас к ней. Вы обмакнете руки в бегущей воде. В реке жизни.

Он сидел, озаренный низким зимним солнцем, затем вдруг нагнулся к своему рюкзаку, осторожно достал запечатанный пакет, вскрыл его и извлек два документа. Оба выглядели очень старыми, но бумага разительно отличалась.

Брат Тимофей положил документы на мраморный стол.

Гери посмотрела на слова, написанные на греческом языке. Как и сказал монах, почерк был очень характерным.

Несомненно, одним и тем же.

– Господи… – выдохнула Гери.