Возвращение из небытия (сборник)

Утром долго нежился в постели, жмурясь от яркого, казалось, весь мир залившего небесного света. Дочка из своей комнаты пришлепала, пристроилась под бок. Вместе смотрели на усердное приготовление жены, как она распаренное лицо оштукатуривала. Маску накладывала. Чего перед баней с бассейном прихорашиваться? Видно, натура женская такая: если – на люди, хоть на похороны, все равно перья начистить, хвост распушить… Думал об этом незлобно, как-то и не очень озабоченно думал. У нас давно так повелось, что мои компании не устраивали жену, а ее окружение – меня. Вот и жили под общей крышей каждый по своему разумению, не принуждая друг друга к единым увлечениям, радостям и привычкам.

Поднял меня из постели назойливый междугородный звонок. Телефон буквально захлебывался трелью, чуть ли не подпрыгивая на коридорной тумбочке.

– И в воскресенье покоя нет. Ну что за жизнь?! – возмутилась жена, лихорадочно пришлепывая на щеки и лоб какое-то белое сусло.

Я тоже без особого удовольствия поднял трубку:

– Слушаю.

– Москва? Телефон номер… – затараторил голос телефонистки. – Вас вызывает Карабулак. Говорите.

«Чего ради из Чечено-Ингушетии колотятся? Поздравить, что ли, с праздником решили?» – успел подумать, прежде чем услышал голос абонента.

– Валерий Анатольевич, здравствуйте. Это вас писарь Сунженского отдела Терского казачества беспокоит, Иванов Дмитрий Викторович. У нас беда случилась. Только что убили атамана Александра Ильича Подколзина.

– Как убили? – невольно вырвалось у меня. Скорее не вопрос, а недоуменное восклицание. Кровь плеснула жаром в голову, растеклась по всему телу, делая его безвольным и расслабленным. – Убили Сашу Подколзина?

– Да, – продолжал писарь, – возвращался с кладбища с женой… И его какой-то ингуш двумя ножевыми ударами… в сердце… наповал.

– Что случилось? – недовольно спросила жена, услышав обрывок моей фразы.

– Сашу Подколзина убили в Чечено-Ингушетии, – машинально ответил ей, погружаясь в какой-то затормаживающий слова и действия наркоз, забыв, что на противоположном конце телефонного провода со мной говорит человек. – Он был у нас с группой терцев, которых я водил на прием в Верховный Совет России.

– Валерий Анатольевич, Валерий Ана тольевич, вы слышите меня? – беспокоится голос в трубке.

– Слышу.

– Сообщите атаману Союза казаков Мартынову, в органы сообщите. Нужно срочно что-то делать. Нельзя такое преступление оставлять безнаказанным. Нужно казаков поднимать…

– Когда похороны?

– Во вторник.

– Ваши телефоны?

– …

– Я перезвоню. До свиданья.

Я положил трубку на телефонный аппарат и стоял несколько минут около него как замороженный, не в силах сдвинуться с места, что-то говорить, предпринимать. Перед моими глазами стоял образ погибшего товарища – богатырского сложения здоровяка, энергичного генератора идей и действий сунженских казаков. Еще совсем недавно он устраивал народные гуляния в поселке, с песнями, танцами, пирогами, разносолами. Приглашал за столы соседей-ингушей, чтобы они приобщились к казачьей культуре, ощутили добрый настрой людей, не держали камень за пазухой. А за пазухой прятали даже не камень…

«Саша, Саша, сколько раз тебе угрожали, предлагали подобру-поздорову уехать из этой, волей бездарных правителей ставшей немирной, автономной республики? А ты не хотел предавать могилы предков, их кровью и потом политую и, может, потому такую милую сунженскую землю…»

– И что ты собираешься делать? – выцепляет меня из глубокого погружения в беспокойные думы жена.

– Пока не знаю. Скорее всего, придется собирать правление Союза казаков. Намечать какие-то меры…

– Ну вот, как всегда. Ни выходных, ни проходных. Казаки, казаки, казаки… Вы как дети дурные заигрались. С вас сначала смеялись, а теперь убивать стали. Надоело… У всех мужья как мужья, о семье думают, о куске хлеба в дом. А ты? То над книжками чахнешь, то летишь весь мир спасать, наплевав на самых близких – на меня, на дочку… Да ты же больной, понимаешь? Ненормальный, понимаешь? Тебе лечиться надо, а не мчаться куда попало… Ты же обещал, ты же говорил, что останешься хоть в это воскресенье дома, без своих дурацких правлений, кругов, сходов… Ты же с дочкой собирался побыть…

Между нами начинает метаться и лаять Джери – годовалый серебристый пуделек. Он всегда так реагирует на раздражение хозяев, пытается загасить возникающий конфликт.

– Обстоятельства изменились, понимаешь? Кто мог подумать, что такое произойдет? Все планы летят к черту… Ты же должна это учитывать? – оправдываюсь я, где-то чувствуя свою невольную вину, что не могу сдержать данное слово.

– И не надейся. У меня твои казаки вот где! – жена резко чиркает ребром ладони под белой плямбой вместо лица, на которой выделяются только горящие гневом темные глаза и нервно дергающийся яркий рот.