Возвращение из Трапезунда

И вот уже можно увидеть, а может, скорее почувствовать, чем увидеть, молодого человека, нежно красивого, худого, чуть сутулого. Он был столь бестелесен и хрупок, что видно было, как тяжелы его плечам обер-офицерские эполеты.

Андрей увидел, как императрица зажмурилась, словно прогоняя видение, потом резким движением убрала с плеча ладонь Николая Николаевича.

Все ждали, что она скажет. Как ни странно, центром этой сцены было не видение, не дух давно уже умершего в молодости от чахотки наследника престола Георгия, которого Андрей знал по литографиям, а Мария Федоровна, его мать. Даже в столкновении с потусторонними силами решение принимали августейшие особы.

— Как ты… как тебе там, Георгий? — спросила наконец императрица.

— Спасибо, маман, — ответил тот. — Мне одиноко, мне печально. Но я смирился, как смирились и вы.

— Его голос, — сказал Александр Михайлович. Белый адмиральский мундир казался голубым в этой странной темноте.

— Господа, — произнес Сергей Серафимович, — осмелюсь напомнить вам, что присутствие Великого князя в нашем обществе требует громадного напряжения духовных сил графа Теодора. Лишь считаные минуты покойный будет находиться среди нас. Я прошу вас задавать вопросы. Дух Великого князя может отвечать голосом. Вы готовы, Ваше Высочество?

— Я готов, — ответила тень Великого князя.

— Будет ли счастлива наша семья? — спросила императрица.

— Нет, — коротко ответил Георгий.

— Что грозит ей?

— Война, смута, — последовал ответ.

Неожиданно императрица перешла на немецкий язык. Она заговорила быстро, настойчиво. Андрей тут же потерял нить разговора, так как в их передовой гимназии вместо немецкого учили английский, а на немецкого репетитора, как делали в состоятельных семьях, у Марии Павловны денег не было.

Отчим, раскрыв небольшой блокнот, записывал что-то в него, не видя карандаша. Молодой князь Феликс Юсупов барабанил пальцами по скатерти, что недопустимо при спиритическом сеансе, — он, видно, с нетерпением ждал своей очереди.

Мария Федоровна спросила вновь, и Андрей услышал в конце фамилию Распутин с ударением на последнем слоге.

— Не мне судить о его роковой роли, маман, — сказал дух Георгия. — Лучше пускай члены семьи ответят, к чему они готовы.

— Мы готовы к действиям, — сказал Феликс Юсупов. — И я не одинок. Этот старец губит династию.

— Аликс молится на него, — сказал Николай Николаевич.

— Ники — слабый мальчик, — сказала Мария Федоровна.

— Мой брат должен осознать себя государем великой державы, а не вторым человеком в собственной семье, — произнес Георгий.

— Я уже обращался к племяннику, — сказал Александр Михайлович. — Однако Его Величество тверд.

— Я говорил с Иллиодором, — сказал Феликс Юсупов. Наступила короткая пауза, и Александр Михайлович воспользовался ею неожиданно.

— Георгий, — сказал он, — я нахожусь в недоумении и растерянности. Гурко отказывается передать «Муромцы» в ведение авиационного ведомства. Но если грядет война, это может обернуться катастрофой.

— Сандрик! — крикнула Мария Федоровна. — Ты совершенно не понимаешь, что происходит.

— Мы глядим в лицо вечности, — заявил Николай Николаевич, Мария Федоровна резко возразила ему по-немецки, и разговор опять стал Андрею непонятен.

В комнате тяжело пахло благовониями, и Андрей догадался, что запах исходит от странных свечей. Видно, не один Андрей ощущал тревожный, тяжелый запах — голоса тех, кто был в кабинете, перепутывались, сплетались, поднимались нервно, до крика.

Люди в кабинете не понимали, что их дурачат. Андрей же был в том убежден. Он прикрыл дверь — резко, так, что она хлопнула, и быстро спустился по лестнице вниз. К себе идти не хотелось, он вернулся в сад. Гости, не приглашенные наверх, расположившись вокруг стола, мирно пили чай. Было скучно и тихо.

Ахмет сидел рядом с молоденькой княжной и изображал из себя таинственного контрабандиста.

Ирина Александровна отошла к парапету с незнакомой дамой. Фортепьянная музыка, еле доносившаяся из кабинета, оборвалась.

Пожилая фрейлина Ольга Петровна глядела, запрокинув седую гладкую головку, в небо, словно считала звезды.

Из дома вышла Глаша.

— Чай не остыл? — спросила она, ни к кому не обращаясь.

И тут раздался вопль юной княжны. Она вскочила.

Вскочил и Ахмет.

— Как вы посмели! — кричала она. — Как вы осмелились?

— Пардон, пардон. — Ахмет совершенно владел собой. — Я вас не понимаю.

— Это была ваша рука, — заявила княжна Татьяна. — Вот здесь. — Княжна указала пухлым пальчиком на свое колено.

— Возможно, это был дух. — Андрей показал наверх. — Вызываемые духи тянутся к женской плоти.

— Ах, какие могут быть духи! — возразила пожилая фрейлина. — Впрочем, поздно и пора домой. Там, — она показала в сторону дома, — скоро кончат?

— Идут уже, — сказала Глаша.

Андрей отошел к парапету. Он слушал вечернюю симфонию летней Ялты, состоявшую из громкого стрекота цикад, далекого пароходного гудка, пьяного голоса на улице, скрипа колес, шуршания шагов по камням тротуара и тысячи иных звуков.

Глаша подошла к нему.

— Ты зачем это сделал? — спросила она шепотом. — Я буду сердиться.

— Еще чего не хватало!

— Значит, это твой татарский дружок?