Я пожал плечами. В каком-то смысле, мы далеко не новички… Стопарь с хрустом переломил об колено здоровенную ветку и бросил в огонь. Тот с жадностью ухватился за мгновенно вспыхнувшие листья, быстро превращая их в весело взметнувшийся вверх огонь.
— Могли бы набрать дров посуше…
— Зачем? Сейчас не так, как раньше… Ясно, когда сплошная, голая земля, тогда и искали дрова повсюду. Теперь, рви, не хочу. Вон, как она прет — не успеваешь вход в шалаш освобождать. В пару дней пустошь около пристани исчезла! К озеру не подойдешь!
Сова посмотрел куда-то вдаль и согласно кивнул:
— Да. Даже мертвая зона покрылась травой. Скоро Сова сможет пойти туда по следам новых зверей.
— Вот-вот, зверей, как раз, тоже прибавится. Кто бы хоть объяснил, откуда эти твари берутся?
Еще один, неподвижно лежавший до этого мужчина, у которого вся голова была замотана в некоторое подобие чалмы и пиратского платка, вместе взятых, повернулся в нашу сторону. Я на пару секунд обомлел — живого места на лице человека просто не находилось… Ната слегка отшатнулась, но, совладав с собой, снова уселась на место.
— Не пугайтесь… — он буквально прошипел, почти не разжимая губ.
— Это — Череп. У него сгорело вся кожа на лице и голове. Теперь он вынужден носить платок, иначе любой, кто его увидит, теряет дар речи. Но он куда больше мужчина, чем Док, или некоторые иные. — Сова спокойно прокомментировал это небольшое событие. Мужчина равнодушно кивнул и вновь повернулся к огню. Он был одет так же необычно, как и Сова, но без вычурных, индейских узоров. На его ногах так же имелись мокасины, за поясом воткнут нож и топорик, а возле него, на земле, лежал лук, по качеству вряд ли уступающий луку индейца. На груди Черепа — она оказалась ничем не закрыта — виднелись многочисленные шрамы и следы от ожогов. И, примерно, такое же ожерелье из когтей и клыков, как и у меня самого. Я пригляделся к нему — следовало побольше узнать обо всех этих людях, с которыми нас свела судьба.
Череп был примерно тридцати-тридцати пяти лет, мускулистый и явно тренированный человек, с едва уловимой кошачьей грацией. Похоже, что он владел своим телом, как никто другой в этой компании — возможно, занимался в прошлом йогой, или боевыми искусствами. Некоторые движения рук, плавные, но очень точные, выдавали это умение, хоть сам Череп старался оставаться незаметным. Собственно, с таким ожогом на лице, любой бы предпочел оставаться в стороне от назойливых взглядов…
— Это… — Я колебался, не желая своим вопросом невольно обидеть изувеченного огнем, мужчину. — Такое имя…
— Сова не давал ему имени. Огонь забрал прежнее, а люди сами стали так звать охотника… Но разве Череп жалеет об этом?
— Нет… — говоривший не поднимал на нас своего лица, продолжая смотреть перед собой. — Череп принял новую жизнь…
Сова повернулся ко мне:
— Как видишь, он не разговорчив. Зато Стопарь вымотает тебе все нервы, он любит поболтать. Или Док, когда начинает жалеть о прошлом.
— А эти люди? — я указал на остальных.
— Это — Трясоголов. Прозвище говорит само за себя. Как бы выразился наш лекарь — нервы… Но умеет искусно ставить силки и ловить мелкую живность! С голоду не умрет. Можно было еще назвать его Заикой.
Трясоголов иронично поклонился — у него все время слегка подергивался один глаз, отчего казалось, что его лицо все время находится в движении.
— Последний — Аптекарь. Спрятал кучу всевозможных лекарств и теперь меняет их на еду. Оттуда и прозвище. Как видишь, это точнее, чем их прежние имена.
— Ага. Клички. Но мне наплевать — хоть чугунком зови… — Аптекарь сплюнул в сторону.
— А Стопарь, что — имя? — У могучего мужика не было заметно обиды на прозвище. Он, добродушно улыбаясь в усы, подбросил в костер еще одну ветку.
— Нет. Ты сам знаешь, почему его заслужил.
— Да ну тебя, Сова… С твоими заморочками, вовсе голова кругом пойдет. Какие-то заветы предков, духи, зов прерий — о чем ты? Как Святоша, ей богу! Тоже, любитель голову морочить… Правда, ты хоть на халяву не падок, как наш новоприобретенный монашек. Я думаю, хорошо, что просто выжить смогли… А как теперь быть — это все одно, никому не ведомо. И, что клички, что прозвища, что имена твои — все едино. Перемелется… Лично мне — он не спеша отпил из кожаного бурдюка с водой. — Тоже по барабану, как меня зовут. Хоть Стопарь, хоть Стакан, хоть, вообще — Бутыль! Это ты у нас оказался на месте, как по заказу. Вот и носи свое имя. А мне наплевать, подходит мое прозвище или нет. С одним я, конечно, согласен — хочешь, не хочешь — а жить придется по-новому. Охотой да рыбалкой. Ну да не пропадем…
Он выдохнул и, шутя, взмахнул над головой большой головешкой, выхваченной из костра. Все невольно пригнулись — так засвистела над нами, роняя искры, дымящаяся палка.
— Кк. ккончай! — Трясоголов испуганно вжался в землю. — Чч-что ты, пп. прям!