Своей подписью, теперь уже бывший, граф Парижский отрезал себя сегодняшнего от себя вчерашнего. Жизнь оказалась поделенной и взвешенной нечистым на руку менялой. На одной чашке весов остался его пустой, захваченный чужими людьми, но все же родной дом. На ней же осталось понимание своего места в мире. Когда-то оно помогло выжить в каменоломнях, потом победить болезнь и врагов. Оно поддерживало Роберта все эти 'пустые' годы, проведенные в плену. Там же осталась, что греха таить, возможность удобно и безбедно жить в чужой стране. На другой, почти пустой чашке одиноким символом ле-жала свобода.
Так получилось, что, освобождаясь от неволи, он одновременно освободился от себя прежнего, становясь из знатного сеньора, фактически никем. Странствующий рыцарь, ловец удачи на турнирах или наемник - вот его будущее. Внутри скрутился тугой пульсирующий ком. Показалось: одно движение или слово и он лопнет - разорвется сердце.
Роберт до темноты неподвижно просидел в зале, где сегодня высокие до-говаривающиеся стороны продавали, покупали его честь. Мимо скользили тени, голоса доносились как сквозь подушку. Его не окликали. Не надо было отвечать.
Наконец он шевельнулся. Спина и ноги затекли, движение отдавалось болью.
Оказалось, в сумеречном зале он не один, у дальней стены на полу примостился, сложив ноги калачом, Джамал. Стоило Роберту пошевелиться, начала двигаться и тщедушная фигурка старого слуги.
- Ожил? Наказание нашего дома. Пойду, скажу господину. Он за тебя волнуется, душу надрывает. Только ты посиди пока здесь, - тон Джамала стал просительным. - Не уходи сразу к своим неверным.
Тафлар быстрыми шагами вошел в зал.
- Я уже начал волноваться за твое здоровье.
- Не стоит. Все в порядке.
Роберт поднялся. Появилось мучительное ощущение, что на плечи давит невидимый груз, давит и норовит согнуть к полу. Руки свисали плетьми, тошнотворный привкус во рту позывал, вывернуться наизнанку.
- Пойдем, посидим на крыше, - участливо предложил Тафлар. - Нам принесут запретный напиток, и самые прекрасные женщины станут танцевать для нас под звуки флейт.
На крышу сераля вынесли низенький столик на коротких ножках-закорючках. Рядом разложили вышитые покрывала и груды ярких подушек. В бронзовом треножнике заполыхало благовонное масло.
Роберт отошел к балюстраде, откуда как на ладони открывался вид на окутанный сумерками древний город.
- Присоединяйся, - позвал Тафлар, но франк не торопился. Панорама ночной Эль Кайры тоже останется в его вчера.
- Накануне, - заговорил араб, когда Роберт вошел в круг света, - ты казался менее огорченным нежели сегодня. Что-то изменилось? Тебе успели шепнуть некую гадкую новость?
- Вчера я думал, что осознаю, а сегодня - осознал. Такая же разница как между словом халва и ее вкусом.
- Да, вкусу твоей халвы не позавидуешь. Но вопреки всему плохому, что случилось и еще будет случаться с нами в жизни, давай устроим пир. Смотри, Джамал уже налил твоего любимого вина, - хозяин поднял свой сосуд, но Роберт понуро сидел над чашей. - Знаешь, почему левый берег Нила так мало заселен?
- Ты говорил, древние люди считали его страной мертвых. Там только хоронили.
- Предрассудок, а держится до сих пор. Если переправиться через реку и уйти за пирамиды, действительно на несколько дней пути потянется мертвая, безводная пустыня. Потом в ней станут попадаться оазисы, а за ними и города, в которых как и везде живут люди, творится добро и зло, смерть и рождение. Оказывается древние, мудрость которых мы так превозносим, просто заблуждались.
- К чему ты клонишь?
- Представь человека выбравшегося в одиночку на ту сторону. Он знает, что это - страна мертвых. Так ему говорили. Обратно через реку не переплыть: течение, крокодилы, опять же. Как ты думаешь, что он станет делать?
- Смотря, кто он, какой у него нрав, какие привычки.
- Допустим, раб.
- Раб, он и в стране мертвых - раб. Ляжет на пригорочек, сам себе отходную прочитает и умрет.
- Ты прав. Так велено свыше, что еще остается? Только следовать. А если на тот берег выбрался сильный свободный человек? Он устал, он подавлен потерей, но…
- Он пойдет. Передохнет маленько, воды наберет во флягу. Ну, еще паре крокодилов может челюсти свернуть, чтобы запомнили. Я думаю - пойдет.
- И что в итоге?
- Если его не сожрет гривастая кошка, не укусит змея или скорпион, если не сожжет солнце, он выйдет к людям.
Тафлар не стал продолжать. Зачем? Он успел хорошо узнать своего невольного гостя.
Вон уже и взгляд не такой тусклый и рука потянулась к чаше с вином.
- Пир? Давай устроим пир, благородный хозяин.
- Рад услужить благородному гостю.
Гвидо Сальеджи при ближайшем рассмотрении оказался невысоким крепеньким смуглым человеком средних лет, склонным если и не к роскоши, то к определенному франтовству. Вышитое цветами и птицами блио итальянца, было на вкус Роберта ярковато для мужчины. Пальцы представителя венецианского дома Нарди украшало не меньше восьми колец. Остро и коротко вспыхивали красные, синие, зеленые лучики.