Возвращение к Скарлетт. Дорога в Тару

Одиннадцатую годовщину своего союза Марши отметили 4 июля 1936 года, но из-за шумихи, вызванной публикацией книги, подарками они не обменивались. Медора прислала любимые цветы Пегги — розы, и этот букет заставил ее подумать, что в ее жизни осталось еще что-то привычное.

Она противилась своей нежданной славе, пыталась максимально уберечь от ее разрушительного воздействия свою жизнь, но игнорировать эту славу она не могла, ибо и слава, и признание уже не зависели от ее воли. И Пегги начинала понимать, что теперь всякий раз, когда люди видят ее имя или фотографию в газетах, в их воображении возникает облик чужой знаменитой писательницы, той Маргарет Митчелл, которая была ей незнакома.

Во внешности самой Пегги не было ничего, что позволяло бы определить в ней знаменитость. Из-за своих миниатюрных размеров она была вынуждена покупать одежду в подростковых секциях магазинов, и зачастую ее полудетский костюм казался удивительно забавным, особенно в сочетании с весьма кокетливыми шляпками, довольно большими плоскими сумочками и тяжелой ортопедической обувью, которую Пегги вынуждена была носить.

Хождение по магазинам на долгое время стало для нее неприятным и вынужденным испытанием, а уж выбор туалета по случаю каких-то торжеств — сущей пыткой. В таких случаях она, как правило, впадала в панику, и дело кончалось тем, что Пегги просто хватала то, что попроще, совершенно не думая о том, уместен ли будет ее наряд. И похоже, ей нравилось обыгрывать те черты своей внешности, которые делали ее похожей на девочку: на всех костюмированных вечерах, например, она всегда наряжалась в детский костюм. (На один из таких вечеров она заявилась в костюме Бэби Снука — Длинного носа.)

Отмеченная Маршами одиннадцатая годовщина их брака заставила Пегги по-новому взглянуть на ее отношения с Джоном, и впервые она даже решилась высказаться по этому поводу в личной переписке. Так, в письме к Лу Коул Пегги шутит, что они с Джоном, похоже, срослись как сиамские близнецы — настолько взаимозависимыми они стали. И супруги по-прежнему продолжали хранить тайны друг друга: у Пегги это был Ред, у Джона — его эпилепсия.

Болезнь Джона, однако, никак не проявляла себя в течение ряда лет, но в тот год, когда шла заключительная работа над романом, он вновь перенес несколько приступов. Правда, они не были столь серьезны, чтобы его необходимо было госпитализировать, и тем не менее Пегги была уверена, что вызваны они были той напряженной работой, которой пришлось заниматься Джону, редактируя рукопись, и даже испытывала чувство вины перед ним.

До самого выхода книги в свет и горячего приема, оказанного ей публикой, ни одному из супругов Маршей и в голову не могло бы прийти, что этот роман может хоть что-то изменить в их жизни или нарушить тщательно оберегаемое ими уединение. Но когда три репортера «Ассошиэйтед Пресс» атаковали Пегги в ее собственной гостиной накануне бегства в Гейнсвилл, она осознала, что теперь из-за пристального внимания прессы к ее персоне не только брак с Редом может всплыть наверх, но и болезнь Джона станет достоянием широкой публики. И всем этим, по словам Грэнберри, она была глубоко встревожена. А потому приглашение приехать в Блоувинг-Рок можно было посчитать подарком судьбы: там она могла бы все спокойно обдумать и найти какой-то выход из положения. При этом никто, кроме Джона, не будет знать, где она.

Но скрывалась Пегги не только от Реда, поклонников и журналистов; она пыталась убежать от необходимости принятия важного решения.

Дело в том, что еще 14 июня Дэвид Сэлзник предложил мисс Уильямс 50 тысяч долларов за право на экранизацию «Унесенных ветром». «Макмиллан» сообщил об этом Пегги, к 8 июля она телеграфировала из Гейнсвилла о своем предварительном согласии — до представления ей контракта. Но едва успев отправить телеграмму, Пегги начала сомневаться, а правильно ли она поступила. Сообщение о ее согласии в прессе пока не появилось.

Контракт был отправлен в великой спешке и прибыл в Атланту 13 июля — за несколько часов до ее отъезда в Блоувинг-Рок. Просмотреть его Пегги отказалась, предоставив Джону разобраться с этим документом и потом все разъяснить ей, но при этом потребовала, чтобы Джон еще раз убедился, что «Макмиллан» знает о договоренности ничего не сообщать об этом в прессу и не делать никаких заявлений.

А в прессе уже вовсю распределялись роли в будущем фильме, причем чаще других назывались имена Кларка Гейбла и Джанет Гейнор в качестве главных претендентов на роли Ретта и Скарлетт.

«Только не Джанет Гейнор! Избавьте меня от этого позора!» — писала Пегги Лу Коул в том самом письме, написанном ею в день отъезда в Блоувинг-Рок, в котором она в первый и, похоже, последний раз «распределила» главные роли в фильме «Унесенные ветром».