Возвращение к Скарлетт. Дорога в Тару

Все очень просто — Апшоу возбуждающе действовал на Пегги, Марш — нет. Некоторое время эти «поделенные» вечера помогали ей сдерживать свои естественные реакции на обаяние Реда. Но в конце концов, вспомнив, по всей видимости, совет Мейбелл, что ответом на секс должен быть брак, она приняла предложение, которого, в некотором смысле, сама добивалась от Апшоу, действуя в соответствии с давней установкой: «не раньше, чем мы поженимся».

Помолвка Пегги с Редом произвела на общество Атланты такое же впечатление, как и ее танец «апаш»: все были шокированы, и никто не одобрил. По этой причине никто из людей, близких к этой паре, не воспринял новость с энтузиазмом. Марш же был просто сражен, но, будучи славным малым и образцовым мучеником, согласился быть шафером на свадьбе. Отец пытался отговорить дочь от этого брака до последней минуты; бабушка Стефенс предупреждала ее, что Пегги делает большую ошибку, а Стефенс уверял, что она выбрала себе в мужья плохого человека. Но в то же время сам спорил с отцом, что яростное сопротивление Юджина Митчелла только дает Апшоу те преимущества, в которых он так нуждается, и что Пегги выйдет за него замуж хотя бы из-за собственного упрямства, если отец будет так упорствовать. Отец, тем не менее, продолжал противиться, и бракосочетание было назначено на 2 сентября 1922 года.

Поскольку жених не принадлежал ни к какой церкви, а Пегги не хотела венчаться по католическому обряду, местом для этого события был выбран дом на Персиковой улице.

Для общества положение Марша в качестве шафера на этой свадьбе было едва ли не интереснее, чем сама свадьба. Не только местные обозреватели светской хроники описывали свое изумление, но заметка о шафере, который сам был серьезным претендентом на руку невесты, появилась и на первой странице «Лексингтон Лидер». Но о чем не догадывались газеты — так это о степени галантности Джона. Он писал сестре о том опустошении, которое произвел в нем выбор Пегги, но при этом добавлял с оттенком мрачного юмора, что «помогает Реду приобрести необходимые вещи, поскольку он готов жениться, даже не имея для этого соответствующего костюма».

Пегги и бабушка Стефенс старались уладить свои разногласия на период подготовки к свадьбе, но им это плохо удавалось: бабушка Стефенс не одобряла ни жениха, ни намерение Пегги пригласить на церемонию венчания епископального священника.

Дом Митчеллов стал свидетелем многих споров в течение нескольких недель, предшествующих бракосочетанию, когда обе женщины — и Пегги, и бабушка Стефенс — не раз доводили друг друга до слез. Но Анни Фитцджеральд Стефене, как оказалось, все еще не утратила той твердости духа, что помогла ей выжить в Гражданскую войну и дважды пережить разрушение Атланты. Она привела свою портниху, выбрала свадебное меню и заказала цветы. Дело, казалось, зашло в тупик, когда Пегги уперлась, что будет венчаться с букетом красных роз — своими любимыми цветами, — но в конце концов ее удалось уговорить вернуться к традиционным для невесты белым веткам. Бабушка Стефенс с большим облегчением отметила, что свадьба дочери Мейбелл будет организована должным образом, даже несмотря на «жениха-язычника и епископального священника», — ведь Пегги даже устроила традиционный чай с показом приданого за день до торжественной церемонии.

Бабушка Стефенс сделала свою работу хорошо, и в субботний вечер 2 сентября 1922 года дом был готов к проведению бракосочетания. Алтарь, сооруженный из пальмовых веток и листьев папоротника и украшенный пасхальными лилиями, белыми розами и ландышами, со всех сторон был окружен шестью серебряными канделябрами и помещался в центре холла на первом этаже. Располагался он задней стороной к входной двери, а лицом к широкой лестнице в колониальном стиле и с перилами, увитыми плющом. Гости, которых было около 85 человек, входили через французские двери с веранды и собирались в двух больших комнатах, смежных с холлом.

Точно в 8.30 вечера зазвучала музыка, но не рояль, а пластинка на фонографе, стоящем на столе на верхней площадке лестницы. Это была популярная тогда «Кашмирская песня», которая очень нравилась Пегги.

Как только участники свадебной церемонии появились на верхней площадке лестницы, высокий тонкий баритон оповестил о начале брачной процессии:

Бледные руки, которые любил я близ Шалимара,
Где вы теперь? Кто находится под вашим очарованием?
Кого ведете вы вдаль по дороге восторга,
Прежде чем мучить его на прощание,
Прежде чем мучить его на прощание…
Белые руки, которые любил я близ Шалимара,
Где вы теперь? Где вы теперь?

Это была прощальная песня, песня разлуки, что очень удивило гостей, многие из которых, вспоминая об этом впоследствии, называли выбор Пегги «странным» и «эксцентричным».