Возвращение к Скарлетт. Дорога в Тару

Две девочки, подружки невесты, юные кузины Пегги, одетые в легкие воздушные платья лавандового цвета, несли корзинки, наполненные цветами — розами и ландышами. Следом за ними, в то время как процессия двинулась вниз по лестнице, шла Августа Диаборн, подружка невесты, в парчово-атласном платье цвета орхидеи, с букетом роз и орхидеей в руках. Выглядела она весьма очаровательно.

Стефенс и другие шафера сопровождали одетых в платья лавандового цвета подружек невесты.

Но все взоры были устремлены на вершину лестницы, когда там появилась Пегги под руку с суровым Юджином Митчеллом. Ее платье, с низко опущенной талией, было отделано бисером и едва доходило до колен. Лоб был перехвачен повязкой, в стиле девочки-подростка, также украшенной бисером, на которой крепилась вуаль из кружевного тюля. Длинный узкий шлейф, расшитый бисером и отделанный по краям цветами из оранжевого шелка, крепился к спинке ее платья. В руках у нее — букет из белых роз и ландышей, украшенный длинными белыми лентами. И если «Кашмирскую песню» можно было назвать просто странным выбором, то ее свадебное платье, напоминающее наряд девочки-подростка, а также слишком большого размера диадема и вуаль были просто катастрофичны. А когда высокий жених и не менее высокий шафер встретили невесту у подножия лестницы, она показалась девочкой, затеявшей игру в переодевания.

Ред, красивый и элегантный в своем темно-сером костюме, с белой розой в петлице, стоял очень прямо и улыбался. Позади него — Марш, бледный и с выражением стоической покорности судьбе на лице.

Медленно и величественно Пегги прошла на свое место пред алтарем, остановившись, как только затихла музыка. А когда жених и невеста, преклонив колени, давали обет верности друг другу, бабушка Стефенс, не в силах сдержаться, зарыдала так громко, что была вынуждена удалиться в другую комнату, чтобы не мешать церемонии.

Новобрачные покинули дом сразу после того, как разрезали свадебный торт, причем уход их выглядел не совсем обычным: Пегги, все еще в свадебном наряде, бросила свой букет Августе, при этом ее шлейф за что-то зацепился, и она едва удержалась на ногах; ни минуты не задерживаясь, молодые прыгнули в сверкающий зеленый автомобиль Реда и умчались так стремительно, что шины визжали, скользя по тротуару.

Однако далеко они не уехали, поскольку первую ночь им предстояло провести в холостяцкой квартире Реда.

Рано утром следующего дня они отбыли в Северную Каролину, где намеревались остановиться в гостинице Ашвилла, прежде чем двинуться дальше, в Рейли, чтобы навестить родителей жениха.

После медового месяца друзья заметили некоторую напряженность в отношениях Пегги и Реда, которая говорила о том, что это время не было самым счастливым в их жизни. Позднее Пегги признавалась, что ей, пожалуй, не следовало во время свадебного путешествия ни обсуждать свои романтические чувства к Клиффорду Генри, ни посылать открытки его родителям.

Молодые стали жить в доме на Персиковой улице, согласно указанию Юджина Митчелла, заявившего, что он не только не желал бы видеть, как его дочь голодает в какой-нибудь арендуемой квартире, но и не хотел бы лишиться ее помощи в ведении домашнего хозяйства — аргументы, которые отец совершенствовал почти до их возвращения.

Хотя финансовое положение молодоженов было в лучшем случае нестабильным, Ред хотел, чтобы Пегги оставила родительский дом и рискнула положиться на мужа. Она же отказывалась сделать это, пока он не найдет себе место работы с гарантированным недельным заработком. Последовали ссоры, и Пегги начала писать жалобные письма Джону Маршу, который перевелся в вашингтонское отделение «Ассошиэйтед Пресс» сразу после свадьбы.

В этих письмах она рассказывала ему о возникших у них разногласиях. Ответные же послания Марша были всегда выдержаны в духе примирения и посредничества. Но Джон Марш был не единственным, кому Пегги жаловалась на постигшее ее несчастье. Поскольку приближалось 16 октября 1922 года — четвертая годовщина со дня смерти Клиффорда Генри, она завязала переписку с его родителями, причем письма ее были доверительными, почти интимными. Как утверждал Стефенс, именно во время своего замужества с Апшоу Пегги осознала, что только Клиффорд был ее настоящей любовью. И если это так, то ей, должно быть, приходилось здорово притворяться в ее отношениях с Редом. В то время она часто говорила о Клиффорде и об их идеальной любви со своими близкими друзьями и, кроме того, обсуждала эту тему в письмах к его родителям.

Что до Реда, то он много и в открытую пил и очень плохо обращался с ней в этот период их жизни. А однажды даже физически оскорбил ее в присутствии гостей.