Возвращение к звездам: фантастика и эвология

Итак, я вторично наткнулся на свидетельство относительной бедности высокоорганизованных информационных структур США. Не только статические, но и динамические эгрегориальные поля проявлялись в этой стране сравнительно слабо. Было, однако, не ясно, имеет ли отмеченная особенность американской культуры какое-то отношение к исследуемой проблеме.

Модификаторы поведения представляют собой сложные, многоуровневые социальные и исторические сюжеты, восходящие, насколько можно судить, к мифам. Однако известны и значительно более древние биологические сюжеты, которые лежат в основе этих мифов. Такие сюжеты были изучены К. Юнгом и получили название архетипов.

Архетипы рассматривались Юнгом как воплощения коллективного Бессознательного, так что бессознательный характер воздействия модификаторов на личность роднит их с архетипами.

Но в таком случае не означает ли малая сюжетность американской истории недостаточную насыщенность коллективного Бессознательного архетипами? И что должна означать эта самая «недостаточная насыщенность архетипами»?

Сегодня ученикам старших классов взбаламученные перестройкой и настропаленные конкуренцией социологи раздают вопросики: «Как бы это цивилизации избавиться от войн и возможно ли это?». Настроенные на продолжение образования прагматичные детки бодро отвечают, что нужно искать компромиссы и развивать дипломатию, забыв давненько уже сформулированное сторонниками ТРИЗа правило: для противоборствующих сторон компромисс всегда хуже любой из альтернатив. Какая бы теория личности вам ни попалась, психологи так или иначе сходятся на том, что юность — это возраст экспансии и если государство не найдет этой экспансии выход, то будет война, ибо никакой другой формы коллективной сублимации в существующей цивилизации пока не выдумали.

Экспансия — великая сила. Юные варвары, растворившись в Римской империи, были безжалостно поглощены более структурной системой организации жизни, превратились в новых римлян и заложили века спустя основу нашей пресловутой демократии.

Петровская Россия во главе с молодым царем яростно развивала экспансию на море и обрела черты смеси европейских дворов и эклектическую западную застройку дворцов и площадей.

Все экспансии, будь они прогрессивны или хаотичны по мнению придирчивого историка, так или иначе занимали на время от юности до взросления значительную часть молодежи страны и назывались в странах периодами изменений, перемен, революций, реформ и т. д. И похожи эти периоды были лишь тем, что экспансия приходилась на какое-то уже богом и людьми обжитое место, и это место, а также знания и прочие блага перераспределялись в пользу юных агрессоров, а чем они за это платили, зависело от их военного искусства, своевременности и конструктивности агрессии с точки зрения обобщенного Всевышнего…

Интересно, что даже духовные экспансии, они же религиозные и идеологические, как правило, направляют своих воинов на уже обжитые кем-то идейные пастбища и перекраивают оные с энтузиазмом, закрепленным в крови воинствующими рыцарями прошлого.

Опыт предшествующих поколений значим для Европы. Значим он и для России, потому что со времен становления государства традиционность культуры, оформленная в семейную жизнь людей, осуществляла медленный поворот жерновов истории. Уж который век, как только клюнет жареный петух перемен, снова и снова уповаем мы на сказки, песни, обряды, наряды давно минувших дней и переименовываем улицы «туда» и «обратно», закрепляя заклинаниями языка возвращение назад — к образам, прообразам, отцам, праотцам и архетипам.

А Новый Свет так разительно отличался по своему происхождению от всех видов экспансий, что, как водится, это и не сразу заметили. Эпоха географических открытий породила колонии, обогащение культур, создание нового поколения людей свободного поиска. Это ведь были почти полеты в космос: уплывающие в никуда корабли, без надежды и со страхом, без страха и с надеждой. Но люди иногда возвращались, огрубевшие от чужого солнца, пережившие «сто испытаний и двести чудес», они возвращались к медленно вращающемуся миру Европы XVII века, и он добросовестно ассимилировал бродяг в себя прагматизмом их подрастающих сыновей…

Они возвращались… К семьям или образцам семей… К традициям или памяти о традициях…