Возвращение к звездам: фантастика и эвология

«Радиофицированное общество» обретает ряд неожиданных для своих создателей черт (например, потеря инстинкта самосохранения как индивидуального, так и национального) и оказывается способным на чрезвычайное напряжение сил. В обществе же «телевизионном» уровень социоглюонного взаимодействия[193] повышается настолько, что это приводит к погружению социума в целиком контролируемую властью искусственную информационную среду.

В рамках теории будущего нас будет интересовать механизм полного разрушения личности в сильных внешних полях. Речь идет о массовом и стойком воспроизводстве эффектов «Дня Победы», «первомайской демонстрации» или «осажденной крепости». Во всех случаях Власть индуцирует в психике обывателей свое Представление, образующаяся субличность становится доминирующей и начинает использовать внутреннюю энергетику перпациента. Случайные отклонения от такого порядка вещей могут быть ликвидированы в обычном порядке:

«Те, кто затаится, опустив глаза, — тайные враги планеты. Те, кто не сможет повторить гимна преданности и послушания, — явные враги планеты. Те, кто осмелится противопоставить свою волю воле Змея, подлежат неукоснительному допросу у помощников Ян Гао-Юара!».

Здесь мы вплотную подходим к модели информационного коллапса общества. В сильных и многоаспектных информационных полях социоглюонные силы формируют единый коллективный тоннель Реальности, причем смыслы, не согласующиеся со структурой тоннеля, перестают распаковываться и, следовательно, существовать. Такое общество теряет всякий потенциал к развитию и пребывает в неизменной форме до тех пор, пока не исчерпает конечные ресурсы[194].

Вообще говоря, жизнь «внутри» социального коллапсара не обязательно должна быть инфернальной — даже с точки зрения внешнего наблюдателя. Было бы странно утверждать, что Власть, задающая форматы регулирующего информационного поля, неизменно ставит своей целью возрастание уровня страдания населения. Личности психопатические не могут быть грамотными пользователями тоталитарной системой и, как правило, отбраковываются ею на ранних этапах карьеры. И. Ефремов сознательно рисует своего Чойо Чагаса человеком умным, очень терпимым и лишенным всяких признаков ксенофобии.

Однако смысловое пространство коллапсара слишком примитивно, чтобы поддерживать какую-либо систему управления, кроме пирамидальной. Это означает абсолютное господство в социальной жизни големных структур[195], воплощением которых является образ «тупого чиновника», на исполнение функций которого достаточно «простой звукозаписи». А вот здесь уже господствует открытый и описанный И. Ефремовым закон «стрелы Аримана»: управляющее информационное поле начинает накапливать зло. Таким образом, в социальном коллапсаре существует механизм повышения социальной энтропии, инферно, но по определению не может существовать каких-либо структур, понижающих ее (поскольку атрибутивным признаком таких структур является усложнение общества, то есть производство и/или распаковка новых смыслов).

Система самовозрастающего инферно не может быть разрушена изнутри — в этом смысле модель опровергает представления утопистов, в том числе Энгельса. Однако «черная дыра» неустойчива по отношению к высокоорганизованной внешней информации, и это вселяло в Ефремова надежду. Дальнейший ход событий подтвердил его правоту.

Через два десятилетия после создания «Часа Быка» процессы, происходящие внутри социального коллапсара, в значительной степени удалось конкретизировать. Это сделал В. Рыбаков в романах «Дерни за веревочку» и «Очаг на башне»[196], в последнем из которых автор вводит новый психоинформационный термин — СДУ, синдром длительного унижения. В. Рыбаков перевел анализ социальных проблем на микроуровень, показав, что происходит с человеческой душой в сильном замкнутом социоглюонном поле. Но как только механизм воздействия стал понятен, были найдены и «личные технологии», способные резко подавлять нарастание инфернальности.

Большая часть этих технологий лежала в русле психотехник «пути левой руки»: с точки зрения власть имущих по обе стороны Атлантического океана первая революция сознания была подавлена с непозволительным опозданием.

3

В 1968 году И. Ефремов не считал возможным надеяться на столь удачное стечение обстоятельств: «Час Быка» был написан в предположении, что реализуется наихудший из возможных вариантов. И с этой точки зрения приобретает интерес вторая ключевая фраза романа. Первая: «Кораблю — взлет!» — хорошо известна и не нуждается в интерпретации.

Итак: Сама по себе семантическая конструкция традиционна и ожидаема, если только не принять во внимание одно важное обстоятельство.

Напомним, что И. Ефремов был специалистом по анатомии тоталитарных режимов пятого периода ЭРМ. Это подразумевает точность в изображении существенных сторон жизни Торманса, тем более что автор не был ограничен «временем на обдумывание»: роман объемом около 20 авторских листов создавался три года.