Сэм подошел к нему и поцеловал руку.
— Тогда чем быстрее мы избавимся от
С этими словами он отнес все вещи к одной из многих зияющих трещин, избороздивших землю, и скинул их вниз. И звон его драгоценных кастрюль, падающих во тьму, показался ему похоронным.
Сэм вернулся к Фродо, отрезал кусок эльфийской веревки, сделал из нее пояс для хозяина, а остальную аккуратно свернул и спрятал в мешок. Рядом с веревкой положил остатки путевого хлеба и фляжку. На поясе у него висело Жало, а в нагрудном кармане хранились фиал Галадриэли и ящичек, подаренный ею же.
Наконец они повернулись лицом к горе и пошли, больше не думая об укрытии, сгибаясь от усталости и напрягая всю волю, чтобы продвигаться вперед. Во мгле этого страшного дня вряд ли кто-то мог их заметить, разве только столкнувшись с ними нос к носу. Из всех слуг Темного Лорда одни назгулы могли бы предупредить Его об опасности, ничтожной на вид, но неумолимо приближающейся к самому сердцу Его неусыпно охраняемого королевства. Но назгулы на своих черных летунах выполняли другие поручения, они были теперь далеко, они следили за маршем капитанов Запада, и туда же был устремлен взор Башни Тьмы.
В этот день Сэму показалось, что его хозяин нашел новые силы, и едва ли это можно было объяснить избавлением от лишней тяжести. Они шли без остановки, и шли быстрее, чем он рассчитывал. Земля была по-прежнему неровной и враждебной, и всё же они продвинулись далеко, и Гора заметно приблизилась. Но когда день подходил к концу и тусклый свет начал слабеть, Фродо опять согнулся и стал спотыкаться, словно дневные усилия исчерпали остаток его сил.
Во время последнего привала он опустился на землю и сказал:
— Я хочу пить, Сэм. — И больше ни звука.
Сэм дал ему глоток воды, но сам пить не стал. Оставался еще один глоток. И теперь, когда над ними сомкнулась еще одна ночь Мордора, все мысли Сэма были обращены к воде. И каждый ручеек, каждый родник, каждая речка, которые он когда-либо видел в тени ветвей или под лучами солнца, теперь журчали и струились перед его мысленным взором, оборачиваясь жестокой пыткой. Он ощущал пальцами ног холодную воду, в точности как в то летнее утро, когда шлепал ими по поверхности Байуотерского пруда вместе с Джолли Коттоном, и Томом, и Нибсом, и их сестрой Рози.
— Нет, это было много лет назад, — вздохнул он, — и так далеко отсюда. Путь назад, если он вообще существует, лежит через Гору.
Он не мог уснуть и продолжал спор с самим собой.
— Что ж, мы сделали больше, чем ты надеялся, — твердо заявил он. — Начало вообще было хорошим. Я вспоминаю, что мы прошли половину расстояния, прежде чем нас остановили. Еще один день — и все будет кончено.
Он умолк и тут же услышал собственный голос:
«Не будь болваном, Сэм Гэмджи! Хозяину не под силу идти так хотя бы еще один день, если он вообще сможет пошевелиться. Да и сам ты свалишься, отдавая ему всю воду и почти всю еду».
«Я могу пройти еще немного».
«Куда это?»
«На Гору Судьбы, конечно».
«Но что потом, Сэм Гэмджи, что потом? Что ты собираешься предпринять, оказавшись там? Ведь сам- то он ничего делать не станет».
К ужасу своему, Сэм понял, что на это у него нет ответа. Не было об этом никакого представления. Фродо не часто говорил с ним о своем деле, и Сэм знал только одно: Кольцо каким-то образом нужно бросить в огонь.
— Ущелье Судьбы, — пробормотал он всплывшее в памяти древнее название. — Что ж, если хозяин знает, как найти его, то я — нет.
«Вот и все, — пришел ответ. — Все совершенно напрасно. Он сам так сказал. Дурень ты, дурень! Мог бы давно уж лечь и спать себе несколько дней подряд, если бы не был таким ослом. Но ты умрешь, а все равно ничего не добьешься. Можешь лечь хоть сейчас, и от этого ничего не изменится. Ты никогда не поднимешься на вершину».
— Поднимусь, если все оставлю позади, кроме своих костей, — вслух возразил Сэм. — И понесу на себе мастера Фродо, даже если это сломает мне спину и разобьет сердце. Так что нечего спорить!
В эту секунду Сэм почувствовал, как под ним задрожала земля, и услышал отдаленные раскаты грома, запертого под землей. В облаках мелькнула вспышка красного пламени и погасла.
Гора тоже спала беспокойно.