Возвращение красоты

Когда после торжественной службы выносят мощи, Евангелие и икону, вместе с колокольным звоном ударяет барабан, и процессия начинает двигаться не с привычным для нас пением тропарей и молитв, а с музыкой, которая представляет собой какой-то диковинный бульварный марш. Возникает любопытное настроение — какое-то радостно-праздничное и вместе с тем прогулочно-вольное…

Но снова вернусь в монастырь.

Хлопотный день накануне праздника течет так стремительно, что трудно припомнить что-то особенное, кроме все прибывающих и прибывающих гостей. Очень скоро скит из тихого укромного уголка превращается в местный Давос. Везде, куда ни зайди, — люди: они разговаривают эмоционально и громко, энергично жестикулируя; вспоминают друг друга и былое, смеются, обсуждают события политики, культуры и личной жизни…

Приближается начало всенощной.

Забегая вперед, скажу, что служба длилась… хотел сказать «ни много ни мало», но словосочетание «ни много» как-то не вяжется с тем, что представляло собой это бдение, длившееся… 11 часов! Я знал, что на Афоне бывают длинные службы, но не думал, что все это так серьезно!!!

Позже я, правда, выяснил, что такое продолжительное бдение — редкость даже для Афона и совершается в дни особых торжеств.

Пещерный храм преподобных Дионисия и Митрофана совсем невелик и не может вместить всех молящихся. И здесь на помощь приходит техника. Микрофоны, установленные на престоле, и две небольшие колонки, прикрепленные с наружной стороны храма, озвучивают все происходящее в храме.

В самом начале службы разжигают паникадило, которое древностью своего устройства являет колоритную противоположность динамикам и микрофонам. В паникадиле установлены свечи, которые зажигают и тушат при помощи специальных шестов, на конце которых в зависимости от их предназначения имеется фитиль или колпачок.

Ветер прямо-таки озверел к началу всенощной, рвет и мечет. Но с первым возгласом службы вдруг, как в сказке, воцаряется необыкновенная тишина. Потом еще, правда, случалось несколько порывов, но были они уже не такие мощные и с каждым разом становились все слабее и слабее, так что наутро об урагане никто и не помнил.

Надо сказать, что нет человека, который бы всю службу безвыходно провел в храме. Большинство участников собираются и рассаживаются вокруг храма — пожилые почтенные гости на скамейках, а остальные как придется — на пеньках, бордюрах под кипарисами, на каких-то приступках. Сказать, что все сосредоточенно-молчаливы, нельзя. Разделившись на группы, гости переговариваются вполголоса, сдержанно, неторопливо, по существу. Когда устают сидеть — встают, разминая ноги, прогуливаются или заходят в храм, чтобы некоторое время побыть на службе.

Время от времени из храма выходит грузный пожилой монах с посохом в одной руке и фонариком в другой. Он высвечивает фонариком какого-нибудь забившегося в дальний угол священника и что-то строго ему объявляет, жестом приглашая следовать за собой. Это известный и уважаемый всеми человек — афонский типикарий, иначе говоря, уставщик. Именно он руководит ходом самых продолжительных и торжественных служб и выбирает людей для пения и чтения. Отказывать ему никак нельзя.

Конечно, один состав служащих священников, певчих и чтецов не может вынести такую долгую службу, и потому составы сменяются, формируясь произвольно по выбору типикария. Лично для меня положение осложнялось тем, что греческое чтение и пение своей непонятностью и монотонной однообразностью действовали на меня решительно убаюкивающе…

Несколько раз в течение ночи я заходил в храм и, осоловело тараща глаза, пытался осознать значение происходящего и свое участие в нем. Но через полчаса меня начинало, что называется, «выключать», и справиться с этим было практически невозможно. Теперь я вполне оценил замечательную по своим художественным качествам и содержанию гравюру, которую видел в одном из помещений скита. Там старенький, изможденный монах спит младенческим, сладким сном в своей побитой шашелем ветхой стасидии…

Глубокой ночью, перед началом Литургии вдруг слышится приближающийся звук таландо, и на площадке перед храмом появляется процессия из трех монахов. Это братья из монастыря Святой праведной Анны. Пришли почтить память святых преподобных отцов — такой своеобразный поклон от монастыря скиту.

Один из братьев несет на плече таландо и непрестанно в него стучит. Оказывается, это не столько ритуал, сколько печальная необходимость. На Афоне запрещена охота, но браконьеры, прельщаясь обилием дичи, все равно пробираются на Святую Гору и охотятся по ночам, устраивая засады на кабанов и косуль. Иногда случается, что запоздалый монах неосторожным шорохом на тропе вызывает огонь на себя…