Возвращение красоты

Итак, один из братьев стучит в таландо. Другие два поочередно несут драгоценный ковчежец со стопочкой святой праведной Анны. Так удивительно и трепетно видеть эту стопочку матери Самой Пресвятой Богородицы! Стопочка открыта, она нетленна, потемнела от времени и умилительно мала — где-то 35-го размера, не больше. Какое необыкновенное чувство охватывает в этот момент! Как будто на миг оказался в той реальности, которая для нас давно приобрела какой-то хрестоматийный, туманный характер. Реальность прикосновения к святости! Вот чего так мучительно нам всем не хватает и чему так по-детски восторженно радуется душа!!!

С каждым часом борьба со сном превращается во все более невыносимую муку. Вспоминаешь с изумлением какие-то бессонные ночи, когда и рад бы уснуть, да никак (ну не хочется спать, и все!). Вот бы и сейчас такое, так нет же, спать хочется невыносимо, дико… Но самое трудное начинается перед рассветом, когда от изнурительной борьбы со сном и усталостью уже практически ничего не соображаешь, но нужно как раз облачаться и участвовать в Литургии, да еще и на правах почетного гостя. Ужас!!! Отчетливо помню момент: я стою перед престолом, а он на меня все время наскакивает, и я ничего не могу с этим поделать. Хорошо еще, что я натурально не свалился, — вот было бы весело…

Но вот служба — которая длилась с 20-30 до 7-30 — окончена. Уже давно рассвело. Вокруг необыкновенное оживление и радость: владыки фотографируются с монахами и мирянами, все разговаривают, смеются, делятся впечатлениями с характерной греческой непосредственностью. Но для меня все как в тумане. Я так невыносимо, дико устал, как не уставал, может быть, никогда в жизни, и на эмоции просто не хватает ни сил, ни соображения. Через несколько дней мне подарили фотографию: стоит веселый, улыбающийся владыка Пантелеимон, рядом сияющий отец Серафим и я — спящий в вертикальном положении…

V

Хорошенько выспавшись, после обеда мы с Серафимом отправляемся на поиски желанной и таинственной местности — Катунакии. Именно здесь когда-то жил и спасался великий старец Каллиник Исихаст. Местность известная, но Серафим и сам только слышал о ней (дороги не знает), так что какое-то время, как мне кажется, даже сомневается — идти или нет, но потом все-таки пускается в «благочестивую авантюру».

Недалеко за скитом, под обрывом, тропинку вдруг перегораживает целая насыпь из каменных глыб и щебня.

— А это, — поясняет Серафим, — обвал был. Грохот такой, страшное дело! Я тогда в скиту был и сам слышал. Вон, видишь на скале розовое такое пятно? Это там, где кусок отвалился. Хорошо, на тропе никого не было. Ну, молись…

Но дальше тропинка уже вьется привычно и бойко среди камней и чахлой растительности. Мы идем пятнадцать минут, полчаса… Солнце жарит. Скит сначала то появляется, то исчезает, уменьшаясь, за выступами скал и перевалами, но наконец вовсе скрывается за поворотом. Вокруг дикая скалистая местность, довольно однообразная, так что ориентироваться в ней весьма трудно. Иногда Серафим останавливается, прикрывает глаза от солнца и вдруг говорит, указывая куда-то наверх и вдаль:

— Смотри, как отшельники живут!

Я долго пытаюсь угадать направление его руки, но безуспешно. Наконец в самом невероятном месте, где-нибудь в обрыве высоченной неприступной скалы замечаю убогую хижину, до которой, кажется, вообще невозможно добраться.

— То, что раньше было пустыней, — Катунакия, Каруля — теперь уже все туристы облазили, так что отцы бегут в горы. И многие там остаются, — поясняет Серафим, указывая на еще одну крошечную заброшенную келейку, приютившуюся на головокружительной высоте.

Тропинка сечется, разветвляется, так что нам то и дело приходится останавливаться и решать — куда идти дальше. Но вот я начинаю замечать, что мы как будто забираем вправо и потихоньку спускаемся к морю. Еще через десять минут я уже уверен, что мы сбились с дороги и Катунакия гораздо дальше — где-то там наверху, за дальней скалой. Я начинаю убеждать Серафима вернуться, но тот отговаривается, что куда уже Бог привел, туда и идем, не станем возвращаться назад. В конце концов смиряюсь и, немного расстроенный, плетусь за Серафимом без особого воодушевления, только потому, что надо же куда-то идти. Думаю с грустью, что не видать мне келлии старца Каллиника как своих ушей…

Наконец очередная ветка тропы приводит нас к облупленной старой калитке, за которой виднеется небольшой огородик с пожелтевшими кустами помидоров и огурцов и двухэтажная, довольно ухоженная келлия. Серафим вдруг вспоминает, что был здесь однажды.

О, да это келлия старца Ефрема — ученика Иосифа Исихаста!

Мы останавливаемся под окнами, и Серафим что-то кричит на греческом. Тишина. Серафим кричит снова. Результат тот же.

— Ладно, у них, может быть, тихий час. Не будем беспокоить…