Вдруг мне объявляют - "ваше дело закрыто, вы свободны. От души рады, что столицу к Первомаю украсит ваша рука. Должность и все полномочия мы вам, разумеется, сохранили. Но величайшая и крайне настоятельная просьба молчать о случившимся. Во всяком ведомстве бывают ошибки. Особенно там, где столы завалены доносами. Вы ж не мальчик, сами понимаете, безопасность государства требует повышенной бдительности..."
Подлечили и чуть ли не с букетом цветов выпроводили. На носу Первомай. По улицам Москвы гуляют школьницы в белых фартуках, пахнет сиренью и ландышами. Ребята в управлении Моссовета встречают меня с почестями после ответственной командировки и запрягают в интереснейшую работу по праздничному убранству города. Моя Варенька с сыном встречают меня дома! И тесть - как ни в чем не бывало. Боже, как я был счастлив! Как опьяняюще, сумасшедше счастлив! Представляешь - вернуться из преисподни, не заложив душу дьяволу!
Варя, чтобы тебе ни говорили, какие бы доказательства ни приводили, верь - в аресте отца я не повинен. Знаю, что Серафима Генриховна убеждена в обратном.
Там, в камере я даже немного молился. Я не мог, не имел права рваться с просьбами в высокие небесные инстанции, я обращался к стеклышкам из Мишиного калейдоскопа. К тому, что сумел спасти от преданного нами всеми прошлого. Мало, слишком мало, чтобы ожидать прощения.
Тогда же в мою больную, изувеченную голову впервые закралась мысль: мы все ошиблись. Мы - заблудившиеся дети - гадкие и послушные, добрые и злые, умные и дураки - все-все "строители нового мира". Маленькие, потерянные, кем-то обманутые, проклятые...
На мне нет креста, клянусь стеклышками Храма - ни перед тобой, ни перед Николаем Игнатьевичем я не виновен.
Хочется думать, что когда-нибудь, кто-нибудь отомстит за нас или сделает что-то очень хорошее, отвоевав нам прощение...
Не спрашивай, кто виноват. Я не знаю. Думаю, Миша разберется.
Михаил Львович Горчаков.
Будьте счастливы, родные мои.
Май 1941 года."
Глава 19
Глубоко под землей расходились темные низкие тоннели. Выше остались затопленные подвалы Ленинки, сбоку - укрепленный древними дубовыми сваями ход к Кремлевскому лабиринту. Низкорослый помощник Деймоса, махнул рукой влево. Четверо мужчин последовали за ним. На оранжевых касках циклопическим глазом горели фонари, выхватывая из темноты влажный блеск камней и грунта, укрепленного новенькими металлическими сваями. Все четверо, одетые в одинаковые оранжевые комбинезоны иностранной фирмы с люминесцентной эмблемой на спине в виде тройной молнии МWМ, шагали молча. Впереди коротышка - главное доверенное лицо Мефистовича, за ним, гордо распрямив плечи, словно атлет на цирковом манеже, сам грек, чуть сзади - Пальцев. Шествие замыкал единственный допущенный сюда представитель Пальцева - его личный охранник Альберт Осинский.
Утром к Пальцеву в "Музу" явился Шарль и доложил, торжественно сияя:
- Свершилось! Наши специалисты обнаружили сокровища. Пожалуйте взглянуть.
- Невероятно...- забеспокоился Альберт Владленович, находящийся в преддверии эпохальных событий.
Основательная подготовка событий была произведена во всех направлениях. Иностранные компаньоны, не вникая в детали, разместили по ходу подземных работ в лабиринтах под основанием Храма некие ящики. "В целях оборонной подготовки. На случай войны", - пояснил Пальцев, делая суровое, проникнутое гражданственным пафосом лицо. Никто не стал уточнять насчет войны. Специалисты фирмы MWM точно и правильно (проверял Оса) расположили в подземельях контейнеры со сверхмощной взрывчаткой. Храм сметет до самого основания, в этом сомнений нет. Значительно больше волнений вызывала заключительная часть триумфа нового духовного лидера, а именно - вторичное возрождение уничтоженной святыни.
Для осуществления самой важной части плана требовались колоссальные деньги. Пальцев здорово подсуетился, принимая деятельное участие в подготовке "Черного понедельника" и рассчитывал на хороший кусок в дележке пирога.
Семнадцатое августа приближалось, Пальцев приступил к проведению операции. Вчера он организовал террористический акт на окружной дороге, как раз на новенькой, недавно открытой развязке. Затем, потрясенный трагедией, собрал внеочередное заседание "прогрессистов", на котором с надлежащими драматическими эффектами сложил с себя полномочия председателя. Сдрейфил, мол, смалодушничал, простите Христа ради.
Именно завтра он предполагал в полном смятении чувств прорваться к мэру, броситься в ноги, рвать на себе волосы, полностью "расколоться". Мол, не могу больше молчать: антиправительственный заговор, пуск психогенератора, сумасшедший, рвущийся провести сеанс внушения и способный совершить любую глупость... Тут завертится такая карусель! Предотвратить катастрофу не успеют. Когда Храм взлетит на воздух и заговор откроется, "прогрессистам" крышка. На авансцену выступит Пальцев, чтобы исполнить свою коронную арию. Измученный, якобы, сознанием вины, честный гражданин предложит умопомрачительную финансовую помощь в великом деле скорейшего возрождения святыни.