Возвращение Мастера и Маргариты

… – Такое впечатление, шеф, что у вас договор с психбольницей по поставке клиентов, – Батон сосредоточенно приводил в порядок рабочее место де Боннара.

– Разве сочинительница уже там?

– Не сейчас, так потом. Крушение надежд выдерживают не многие. Мы обманули ее, шеф, – балетным движением короткой руки секретарь смахнул с полки собрание сочинений дамы в нарядных конфетных обложках. Книжки растворились в воздухе.

– Ты становишься невыносим, милейший. Я еще не президент, а ты ведешь себя как премьер–министр. Лезешь во все без исключения. И нагло дезавуируешь мои действия. Никто здесь никого не обманывает. Это принцип моей работы с людьми. – Шарль взвесил на ладони роман с тюльпанами и элегантно уронил его в мусорную корзину. – "Сердце ангела" получат те, кому оно предназначалось и пустят в ход. Фильм будет иметь бешенный успех… Правда, не так скоро, как следовало бы. – Он взглянул с тоской на мусорную корзину и одиноко лежащую в ней книгу. – Кроме того, я ведь подсказал писательнице волнующую тему, причем, совершенно бескорыстно. Пусть работает! – Шарль сосредоточился на своем отражении в стекле шкафа, наполненного сувенирами далеких странствий. – Такой вот добренький дядюшка Шарлик.

– Тогда еще один порыв благотворительности, шеф, – сунув руку за пазуху, Батон долго копался в подкладке черкески и, наконец, выудил помятый конверт. – От вашего хорошего знакомого. Именно он опубликовал ваш нетленный труд "Еще раз о культурной интеграции в условиях вторичного посттоталитаризма", том 1. Тираж 30 штук. Раритет, золотое тиснение.

– Сообщи, что второго тома пока не будет.

– Это естественно. А как насчет штанов, шеф?

Машинально пробежав рукой по собственным брюкам и удостоверившись, что с туалетом все в порядке, Шарль пригвоздил Батона испепеляющим взглядом и вскрыл конверт. Там оказался листок в клеточку из школьной тетради, исписанный от руки.

"В Дирекцию холдингового Центра. (Копия в казино клуба "Муза")

Корректора Печкина Н. И.

Заявление.

Имею честь сообщить, что в вашем уважаемом чертовом казино я проиграл:

1) компьютерный диск словаря Ожегова,

2) рукопись мемуаров писателя Киркорова, случайно имевшуюся при мне,

3) дорогие моему сердцу номерные часы "Роллекс" (подарок дамы),

4) 3000 (три тысячи) американских долларов, а так же все, что было на мне, включая нательный автограф А. С. Пушкина. Кроме того, – трехэтажный кирпичный флигель издательства по адресу (…).

Ввиду того, что в данный момент я нахожусь под следствием в соответствующем учреждении по причине заимствования одежды крупье без его разрешения, прошу в порядке временного облегчения моей участи выдать хотя бы 300(триста) долларов США".

"Выдать", – размашисто подмахнул заявление Шарль.

– Не вижу обычного полета воображения, – взгрустнул кот, забирая листок.

– Чего ж еще? Издательство вернуть?

– Лучше уж взорвать. А впрочем, они сами удавятся. От мерзости и неуважения к людям.

– Правильно. Пусть лучше сами. Но ты уж устрой, что бы не затягивали. К каждому празднику торжественное поздравление. Мол: "Скорбим вместе с вами". Или "С трепетом ждем трагических известий. Всегда ваши…". Подписи, подписи не забудь. Эх, столько подлостей вместе делали! – Шарль протер пенсне и объявил: – Каюк. Прикрываем лавочку.

Глава 10

В вагоне электрички оказалось не много народу, хоть и ждали ее два часа. В расписании происходили сплошные отмены. Непонятно, кого вообще и какие дела гнали в Москву из глубинки в этот дождливый августовский день. Уже неделю природа заливалась слезами и просвета не предвиделось. Почернели и ссутулились под дождем домишки за кривыми заборами, разлились на ухабистых дорогах смачные, замешанные с рыжей грязью лужи, нависло над осиротевшими без солнца перелесками и полями тяжелое небо, разбойничий ветер нещадно трепал отягощенные плодами яблоневые сады – последнюю радость уходящего лета.

Все это виделось Маргарите сквозь мутное стекло в кривых бегущих потеках. Ручейки бережно огибали оставшуюся метку – след двух ладоней. Максим прижал их к стеклу и шел за вагоном, пока электричка не набрала скорость. Маргарита рванула фрамугу, что бы крикнуть ему самое главное, но не смогла открыть. Больно выломала ноготь и опустилась на сидение, упрямо заклиная: люблю, люблю, люблю тебя….

Перрон, блестящий и черный не просто оставался позади – он уходил в прошлое. На нем сутулый мужчина в промокшей куртке с упавшими на лоб длинными прядями, а рядом пес с висячим ухом и поджатой к брюху ногой. Оба смотрели на Маргариту и жуткая тоска, тоска от которой воют, застыла в четырех глазах.

Только вчера еще жизнь была так сказочно прекрасна. Но предчувствие перемен витало в воздухе. Дождь барабанил по крыше, напоминая о том, что лето на исходе. Почему–то несколько раз заводил речь о Москве Максим и Маргарита, все больше хмурившаяся, наконец взмолилась, вцепившись в рукав его свитера: