Возвращение мертвеца

Падая навзничь, я успела швырнуть в Мировича серебряным наконечником, в то время как его эктоплазма все глубже забиралась мне в рот и нос, пытаясь добраться до мозга. Я отчаянно сопротивлялась; воспоминания то уплывали, то возвращались вновь, и тогда я цеплялась за них, не давая им уходить.

Маленький сгусток серебра и энергии ударился о стену голубого свечения, сверкнул, как льдинка, описал в воздухе дугу и…

…вонзился в шею Келлермана Лурдеса.

«Убей пожирателя и его мула, пожалуйста, Анубис, пожалуйста»…

Это был единственный известный мне способ уничтожения ка. Я останусь в живых, если продержусь еще немного.

Если вспомню что-нибудь хорошее.

Я падаю. Я падаю, падаю… я упала, больно ударившись головой о бетон; когти твари разрывают мой живот, но я уже не могу кричать, он разорвал мне горло, прорвавшись внутрь меня; нос обжигает жгучая боль; тварь рвет на мне джинсы, пытаясь пробиться и там, – «он лезет во все щели» – успеваю подумать я, корчась в судорогах, перед глазами уже не точки, а сплошная черная пелена.

«Вспомни, Данте. Вспомни».

Я слышу голос Кристабель, и это не сумасшедший визг призрака, а ее спокойный голос, словно она находится рядом со мной – худенькая девочка с ободранными коленками, она стоит, скрестив на груди руки, и в ее темных детских глазах светится недетская мудрость.

«Вспомни. Вспомни».

Я больше не могла вспоминать, в голове не осталось ничего – кроме одного имени, которое прозвучало в моем последнем отчаянном вопле. Имени, которое стучало у меня в сердце, не выходило из головы, молитвы, которую я читала, когда все рушилось.

«Джафри…»

Внезапно левое плечо пронзила такая острая боль, словно кто-то начал медленно отрывать мне руку, миллиметр за миллиметром выворачивая ее из сустава. Я издала придушенный хрип, несмотря на то, что горло было забито эктоплазмой; на бетонный пол брызнула черная демонская кровь, и вдруг – мир взорвался.

Огонь. Красный огонь.

Я услышала оглушительный удар грома, словно рухнула вселенная, словно звезды сорвались с неба и посыпались на землю огненным дождем; земля содрогнулась, словно от землетрясения, казалось, вздрогнули даже окутанные снегом горы. В горло хлынул благословенный холодный воздух.

Яркая вспышка. Мне больно; свет обжигает меня не меньше, чем когти Мировича, мое тело слепо борется за жизнь, каждая клетка демонского организма отчаянно хочет жить. Я слышу хлюпающий звук – это мои вывалившиеся внутренности втягиваются обратно в живот; кипящая эктоплазма начинает вылезать из горла наружу, и я слышу, как у меня трещат кости; по коже пробегает волна энергии.

Что-то случилось.

«Вспомни, Данте! Вспомни!»

Голос Кристабель звучит как гром, как колокол, заполняя собою мир; Кристабель смотрит на меня темными глазами.

«Вспомни. Вспомни».

Я с трудом перекатилась на бок; я кашляю, задыхаюсь, мой рот забит пылью, мелом и кремом после бритья; я отчаянно отплевываюсь, изо всех сил сморкаюсь, чтобы прочистить нос от студенистых, как яичный белок, сгустков эктоплазмы, которая быстро исчезает, оставляя после себя запах гнили. Я задыхаюсь от непрерывных позывов рвоты.

«Демонов тошнит или нет?»

От этой мысли я сначала рассмеялась, а потом и вовсе зашлась визгливым, тонким, безумным смехом; я умирала от смеха, стоя на четвереньках. Живот горел, словно в огне, мышцы вытягивались, напрягались. Я схватила свой меч; рука была скользкой от какой-то вязкой жидкости; от меча по руке пронеслась волна энергии, и я слабо вскрикнула. Потом снова повалилась на пол, но меча не выпустила; моя энергетическая оболочка пыталась сомкнуться, но энергия все же просачивалась сквозь дыры, улетая в окружающее пространство. Еще одна судорога; я шумно шлепаюсь лбом о пол, в животе – адская боль, словно его выворачивают наизнанку.

– Данте, – раздался ровный и спокойный голос, полный огня, обжигающий, словно старое бренди. – Что ты наделала?

Я слабо вскрикнула, пытаясь оторваться от пола. Мое тело снова свела судорога, потом стошнило – смесью вязкой эктоплазмы с черной дымящейся кровью демона, но я сразу почувствовала себя лучше; теперь у меня горело и умирало всего лишь три четверти тела, вместо всего тела – от макушки до каблуков.

К шее, забравшись под мои спутанные волосы, прикоснулись чьи-то теплые пальцы.

– Лежи спокойно.

И вдруг сквозь мое тело словно прошел разряд молнии. В один миг энергетическая оболочка была восстановлена, но кровавые раны в мозгу все еще дымились и кровоточили.

Кто-то лег рядом со мной, обнял и провел рукой по лицу.

– Нет, ты и в самом деле сошла с ума, хедайра, – тихо сказал он. – Полагаю, у тебя были на то свои причины. Подожди, я сейчас.

Но я резко встала. Тело вновь начало мне повиноваться, режущая боль в груди улеглась. Свистящая дыра, которая осталась в моей душе после его ухода, дыра, которую я уже перестала замечать, исчезла. Левое плечо не болело. Вместо этого от знака исходили ласкающие волны энергии, разливаясь по всему телу приятным теплом.