"Возвращение Мюнхгаузена". Повести, новеллы, воспоминания о Кржижановском

Француз сначала скосил недоуменно плечи, потом, откинув голову, раскатился смехом. К смеху (такова уже парижская улица) тотчас же примкнуло десяток улыбок - и вскоре легенда о таинственном и недосягаемом Complet попала в круг веселых прибауток. В этот день Горгис Катафалаки продвинулся на одно слово в знании французского языка.

Но было бы слишком долго разматывать запутанный клубок всякого рода проделок, которые изобретали в расчете на некоторые свойства характера их нового приятеля неутомимые мсье Луи и Гюи. Достаточно будет упомянуть о последнем дурачестве, оборвавшем и клубок, и дружбу, и самое пребывание Катафалаки в Париже.

Дело в том, что мсье Гюи давно уже безуспешно добивался руки одной прелестной юной девушки. То есть он имел успех у девушки, но не у ее родителей, весьма патриархально настроенных рантье, которые в ответ на все домогательства Гюи отвечали: пока - как велит старинный обычай - не будет выдана замуж старшая дочь, младшей, то есть его предмету, надо терпеть и ждать. Молодые люди были в отчаянии: природа, давшая младшей сестре чистый и нежный овал лица, широко распахнутые синие глаза, нежный голос и стройную фигуру, постаралась зато сэкономить на наружности старшей сестры - у бедной дурнушки было лицо, с которого никто бы действительно не стал "воду пить", даже умирая от жажды. Гюи, который тщетно хлопотал по приисканию женихов для урода, после нескольких удачных проделок с добрейшим Катафалаки решил, что это и есть настоящий жених для его будущей belle soeur[73].

Прежде всего надо было подготовить почву. Впрочем, почва была достаточно рыхлой и податливой. На доводы о необходимости жениться, Горгис тотчас же закивал: да-да. Но на ком? И руки проблематического жениха недоумевающими крестовинами застыли в воздухе. Тогда веселые заговорщики, перемигнувшись, стали вперебой говорить об одном прелестном синеглазом создании, которое бы весьма не прочь носить фамилию Катафалаки. Брови Горгиса никогда не выгибались так высоко, как в этот раз. Он растерянно улыбнулся, одернул бант своего галстука и спросил: кто же эта она?

На следующий же день мсье Гюи представил Горгиса своей невесте. Хорошенькая француженка, посвященная в заговор, первым же взглядом своих прищуренных, голубеющих сквозь ресницы глаз ранила воображение Катафалаки; слушая мелодические пустяки, иволжьи переливы нежного голоса, он временами хватался за углы воротничка, пробуя остановить закружившуюся, как волчок, голову. А когда девушка смеялась, Катафалаки жмурил глаза и ему казалось, что это жемчужный звон жемчужным дождем опадающих жемчужных ее зубов, и, раскрыв веки, с облегченным вздохом видел обе жемчужные нити неразорванными меж веселого пурпура ее губ. Вино, делавшее свое дело в четырех стаканах, прекрасный ускоритель, и по пути от кафе до дома, очарованный почти до слез Горгис спросил у своей дамы (Луи и Гюи шли сзади в двадцати шагах): "Вам никогда не бывает страшно быть такой красивой?" и "Не согласились бы вы быть моей женой?"

Француженка, пряча улыбку под тенью шляпы, отвечала, что подумает. Катафалаки просил о свидании, и оно, после приличной паузы, было им снискано: завтра, в семь вечера, парк Монсо, у памятника Мопассану.

С утра уже Катафалаки всячески стал понукать время. Сначала он нарисовал циферблат со стрелками, указывающими семь, и, положив его рядом с тикающим циферблатом своих часов, терпеливо дожидался, пока они станут сходны. Затем он начертил на листе бумаги шестьсот палочек, символизирующих минуты, и после каждого кругооборота секундной стрелки с удовольствием перечеркивал одну из палочек. Двадцать пять минут девятого утра воспринимались им как без шестисот тридцати пяти минут семь. Кстати, именно в двадцать пять минут девятого работа по перечеркиванию палочек была прервана внезапным появлением мсье Луи. Горгис был очень рад гостю: он усадил его против себя, взял у него из рук шляпу и, взволнованно прижимая ее к груди, стал говорить о том, что он чувствует себя сегодня счастливым человеком. Мсье Луи ответил, что и у него сегодня большая радость, которой он и приехал поделиться с ним, с Горгисом, как с человеком, которому можно доверить тайну. Катафалаки, придвинувшись еще ближе, растроганно сказал, что он весь внимание.