Читаем "Возвращение Мюнхгаузена". Повести, новеллы, воспоминания о Кржижановском полностью

Через полчаса Катафалаки сидел в кресле экспериментатора. Глаза его были покрыты черной повязкой (настраивающие лучи, объяснили ему, слишком сильны - нужно процедить их сквозь темный фильтр), а в закупоренные чем-то непонятным уши доносились какие-то скребы и шумы. "Готово". Повязка сдернулась с глаз, и экспериментируемый увидел: на стенном циферблате половина седьмого. Не дослушав объяснений конструктора, он бросился за порог. Вместе с пробками и повязкой он сбросил с себя самую мысль обо всех таинственных манипуляциях, которым согласился себя подвергнуть из простого желания хоть как-нибудь укоротить слишком долгое ожидание. Но теперь радость встречи была близка, и Катафалаки всецело сосредоточился на ней.

Войдя в ворота парка Монсо, он быстро прошел мимо задумавшегося над мраморной клавиатурой Шопена, направляясь к белеющему на фоне склоненных к бассейну ив бюсту Мопассана. Без двух минут семь. На дальней скамье сидела она: Горгис сразу узнал и ее вчерашнее платье, и зонтик, под раскрытым шелком которого таились ее лицо и плечи. Он был уже в двадцати шагах от нее и, опережая себя голосом, тихо окликнул. Зонтик скользнул вниз, и тотчас же Катафалаки, будто ударившись о невидимую стенку, сделал шаг, потом другой и третий вспять. Оптико-акустический ключ - черт побери - действовал точно: на скамье, прямо перед ним, приветственно улыбаясь оскалом выпяченных из-под толстых губ соломенного цвета зубов, с выставившимися из-под шляпки длинным запотевшим носом, сидел, кокетливо комкая в красных перепончато-плоских пальцах батистовый платочек, монстр. Видя, что Катафалаки как будто не узнает его, монстр сначала закивал белесой паклей, выбившейся из-под шпилек и растопыренных ушей, затем привстал и, шевеля страшными костистыми щиколотками, двинулся на него.

- Я пришла сказать, что я согласна.

В голосе женщины было что-то от того, вчерашнего тембра (этим и ограничивалось фамильное сходство обеих сестер). Самообладание стало понемногу возвращаться к Катафалаки: он вспомнил героя гоцциевской "Женщины-змеи", "Читру" Тагора и решил быть стойким. Прежде всего надо не показать своей невесте, что с глазами его творится неладное. Ведь достаточно обратного поворота оптического ключа и... не терять же из-за минутного испытания счастья всей жизни. Поэтому, выдавив максимум улыбки, он сказал:

- Сегодня вы особенно прекрасны.

Красные обрубки благодарно пожали его руку. Жених воспользовался этим, чтобы проститься, и опрометью бросился к выходу из парка. Через четверть часа он уже стучал в дверь к мсье Луи. Никто не отзывался. На смену осторожно стучащему пальцу - с размаху бьющий кулак. Молчание. Недоумевая, Катафалаки спустился вниз, к портье. Там ему сообщили, что мсье выехал на несколько дней в Дижон. Испытание затягивалось. К "Читре" докомпоновывался еще один акт. Катафалаки ждал, события не ждали: в церкви шли оглашения, швейная машинка дострачивала приданое, а обладатель оптического ключа все не возвращался. При свиданиях с своей нареченной Катафалаки пробовал иногда хитрить: старался сесть боком, незаметно отвернуться или отвести глаза, но длинный лоснящийся нос тянулся к нему, как магнитная игла к своему полюсу. В конце концов Катафалаки постепенно научился не пугаться и с известной резиньяцией выдерживать нежный взгляд узких кротовых щелочек своей невесты. В кармане у него уже лежала телеграмма от мсье Луи, обещающего скорый приезд и помощь, и он смотрел на лицо своей будущей жены с тем чувством, с каким больной накануне операции оглядывает свою предназначенную к удалению язву или опухоль. В сущности, днем раньше или позже, может быть, даже лучше позже... К борту Катафалакиного сюртука пришпилили флердоранж, а палец правой руки его попал в кольцо.

На следующий день после свадьбы приехал наконец мсье Луи. Он не успел еще снять дорожный костюм, как в комнату вбежал Катафалаки. Оглядев его, нейронастройщик покачал головой:

- Вы мало похожи на молодожена.

- Это зависит всецело от вас... Пускайте в работу вашу оптическую штуку или...

- Но еще не распакованы вещи.

- Я вам помогу.

Голос и фигура Катафалаки выражали крайнее нетерпение. Мнимый изобретатель не мог выдержать взгляда его горящих глаз:

- Видите ли, я боюсь, что аппарат в дороге несколько испортился, потерял точность, и если произойдут непредвиденности - аберрация, интерференция волн, двоение изображения на сетчатке - я не отвечаю.

Но пациент уже сидел в кресле, подставляя глаза и уши под повязку и пробки.

Когда манипуляции были окончены и Горгис вскочил, чтобы идти, экспериментатор придержал его за локоть.

- Мой ключ вернул вам красоту жены. Поверхность. Опыление крылышек. Ну а бабочка упорхнула к Мильдью. Так и знайте.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мюнхгаузен. Свободные продолжения

Приключения барона Мюнгхаузена
Приключения барона Мюнгхаузена

«Прямо из дому отправился я в Россию, в самой середине зимы, совершенно правильно рассуждая, что в зимнюю пору на севере Германии, Польши, Курляндии и Лифляндии проезжие дороги, которые, по свидетельству всех путешественников, еще убийственнее дорог, ведущих к храму Добродетели, должны улучшиться благодаря снегу с морозом – без всякого вмешательства власть имущих, обязанных печься об удобствах населения.Поехал я верхом. Это самый практичный способ сообщения, конечно, при отменных качествах и лошади, и ездока. Тут, во всяком случае, не ввяжешься нежданно-негаданно в поединок с каким-нибудь щепетильным немецким почтмейстером, да и томимый жаждою почтальон не станет самовольно завозить вас по пути в каждый шинок. Оделся я в дорогу довольно легко, и холод порядком донимал меня по мере того, как я подвигался на северо-восток…»

Рудольф Эрих Распе

Зарубежная литература для детей

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза