"Возвращение Мюнхгаузена". Повести, новеллы, воспоминания о Кржижановском

С. Д. мог легко с разгону написать в два-три дня шесть печатных листов, а потом неделями страдать от невозможности выжать из себя хотя бы одну строчку. А между тем именно в эти изводившие его так называемые "творческие пустоты" он не переставал вынашивать в себе замыслы, не отдыхая ни минуты. Голова его работала и тогда, когда он, лежа на диване, смотрел широко раскрытыми глазами куда-то вдаль, и тогда, когда шагал по московским улицам, и когда тихим вечером, сосредоточенный, ушедший в себя, сидел на скамье какого-нибудь бульвара.

Сюжет ложился на бумагу только после того, как был продуман, выстрадан, определена система образов, найдена композиция, отысканы нужные слова, отточены фразы. Вначале он писал от руки, но постепенно выработалась привычка к диктанту; ему необходимо было мыслить вслух, воспринимать текст в звучащем слове. Сам он не только не владел машинкою, но даже никогда не думал о приобретении ее для личного пользования.

Его нередко приглашали читать свои рассказы, и он читал много, часто, всюду, где только проявлялся интерес к нему. Одно время было даже модно "приглашать на Кржижановского".

Завязывались знакомства, устанавливались дружеские связи.

IV

Как-то мой большой друг режиссер Камерного театра Леонид Львович Лукьянов[115] попросил у меня для прочтения "Сказки для вундеркиндов". Спустя несколько дней при встрече он сказал: "Знаете, эти маленькие новеллы Кржижановского хороши, даже замечательны. Из него выйдет большой писатель. Я не удержался, рассказал содержание некоторых сказок Таирову: Александр Яковлевич загорелся желанием познакомиться с автором. Нельзя ли это устроить?"

Первые же встречи Кржижановского с Таировым надолго определили их взаимоотношения, сначала внимательные, затем теплые, дружественные.

Таиров был известным режиссером, создателем своего собственного театра - Кржижановский неизвестным начинающим писателем, но что-то влекло этих разных людей друг к другу. Таирову нравилось своеобразие дарования Кржижановского, упрямство в достижении намеченных целей, стойкость под ударами бесчисленных невезений, или, как он шутя их называл, "невезятин". С своей стороны, Кржижановский уважал Александра Яковлевича не только как режиссера с большим вкусом и фантазией, но и как художника принципиального, всегда отстаивавшего свои позиции, сохранившего за своим театром название Камерного, несмотря на все невыгоды такого названия и "советы свыше".

Постановка трагедии Расина "Федра" с Коонен в главной роли была в те дни высшим достижением в театральном искусстве. До сих пор не могу забыть первого выхода Федры. Высокая, прямая, в длинном греческом хитоне, спадающем мягкими складками, Коонен шла очень медленно, как если бы каждое движение стоило ей нечеловеческих усилий. И вместе с нею выходил на сцену самый дух трагедии.

Как большой художник, Таиров не мог не чувствовать дыхания революции, не мог не восторгаться героикой современности, гуманностью выходивших декретов, размахом планов строительства, но драматургия тех дней его не удовлетворяла. Он был бесконечно счастлив, когда ему удалось получить для своего театра первую подлинно художественную пьесу, отразившую пафос революции: "Оптимистическую трагедию" Вишневского. И он первый ее поставил, и поставил с присущим ему мастерством. Положение его было трагическим: понимая и принимая революцию и современность, он так и не сумел отразить эпоху в своем творчестве. Репертуар театра, высокохудожественный, оригинальный, не отвечал требованиям актуальности, и спектакли у широкой публики не имели успеха.

В первую же встречу Александр Яковлевич предложил Кржижановскому прочесть курс лекций по истории искусства[116] в недавно открывшейся школе - так называемых Государственных экспериментальных мастерских. Позднее курс истории искусств был заменен курсом русской литературы. Занятия со студентами шли все годы вплоть до закрытия театра.

Внимание Таирова к Сигизмунду Доминиковичу росло, с годами переходя в трогательную, почти нежную заботливость о нем.

Когда однажды Кржижановский попал в трудное положение, Таиров заволновался: "Кто ваш главный враг? Скажите. У меня все-таки есть связи... может..." - "Нет, Александр Яковлевич, не может, и ничто не поможет. Мой главный враг - я сам. Я тот пустынник, который сам для себя медведь".

V

1924 год. Январь месяц принес стране весть о горестной утрате: скончался Владимир Ильич Ленин. После незабываемых - трагических в своем величии - дней и ночей прощания жизнь, казалось, потекла своим порядком. На поверхности все шло, как шло, но в сознании людей появилась едва ощутимая трещина.