Возвращение Мориарти

Спир не знал, как долго оставался в небытии, но возвращение не обрадовало: голова раскалывалась от боли, а мир вокруг расплывался за колышущейся дымкой. Он моргнул — не помогло — и попытался пошевелиться, но руки и ноги стягивала толстая, впившаяся в плоть веревка. Туман перед глазами постепенно рассеивался. Спир вдохнул поглубже, и в нос ударили смешанные с дымом пары джина.

Место, в котором он очнулся, представляло собой длинную, лишенную какой-либо обстановки комнату с голыми низкими балками.

— А вот и мистер Спир проснулся. — Режущий ухо голос шел с той стороны, где были ноги. Спир с усилием поднял глаза.

— Добрый вечер, мистер Спир. Мне вот интересно, что скажет Профессор, когда узнает, что мы взяли вас тепленького.

Он узнал и голос, и говорившего — Майкл Грин, по-другому — Майкл Культяшка, соперник Мориарти.

Мориарти задумчиво смотрел на огонь. Пейджет и Ли Чоу уже вернулись и отчитались. Мэри Макнил приехала с полчаса назад в сопровождении одного из вышибал Сэл Ходжес и устраивалась на новом месте. Оставалось только дождаться возвращения Эмбера и Спира, после чего Профессор собирался изложить своим «преторианцам» план действий в отношении Грина и Батлера.

Всматриваясь пристально в раскаленные уголья, Мориарти как будто пытался разглядеть в пламени лица противников. Схема нападения вырисовывалась все яснее. Согласно имеющимся данным, Грин и Батлер частенько собирали своих людей в «Голове монашки», хотя большую часть времени проводили в притоне на Нельсон-стрит, возле Коммершл-роуд, — в опасной близости от Лаймхауза. Кроме того, Грин контролировал с полдюжины ночлежек в районе железнодорожного вокзала на Ливерпуль-стрит.

Что касается проституток, то теперь Мориарти знал имена тех, кто прибрал к рукам доходный уличный бизнес. Их было не так уж много, около двух дюжин, и почти все они обретались, главным образом, в трех пивных на окраине Ламбета, между Пэлас и мостом Ватерлоо. Были еще два борделя на Люпус-стрит, где обслуживали в основном клиентов среднего класса, и один для джентльменов на Джермин-стрит.

Знал Мориарти и то, что из скупщиков краденого постоянные отношения с Грином и Батлером поддерживали только Джон Тоггер и Израель Кребиц; что большая семья Коллинс, прочно обосновавшаяся на тесных улочках позади Хай-Холборн, ведет с его врагами бизнес по фальшивкам (серебро и документы); и что на окраинах Вест-Энда и в районе железнодорожной станции Чаринг-Кросс орудует шайка из примерно двадцати воришек и жуликов, которая обслуживает исключительно Грина и Батлера.

Крутились в голове Профессора и другие имена, имена людей — взломщиков, карманников, шулеров, — некоторые из которых служили когда-то ему. Он мрачно усмехнулся, представляя, какому наказанию подвергнет их, когда придет час расплаты. Урок будет быстрым, жестоким и убедительным. Придется привлечь побольше экзекуторов, но это уже детали. Самое главное — выбрать нужное время. Пусть все знают, что когда Мориарти наносит удар, этот удар подобен разящему грому и смертоносной молнии.

Большую часть дня инспектор Энгус Маккреди Кроу провел в кабинете дома 63 по Кинг-стрит, изучая все материалы, так или иначе касающиеся профессора Джеймса Мориарти.

Его удивило, что досье содержит так много бумаг — рапортов, докладных, запросов, сообщений, записок. Следует помнить, что с того времени, как мистер Говард Винсент (бывший директор отдела уголовных расследований) ввел в практику расследования такие новшества, как фотографирование преступников, составление списков украденного и систему классификации известных преступников, включавшую описание их самих и используемых ими приемов (позднее эта система преобразовалась в картотеку преступных «почерков»), прошло чуть меньше двадцати лет.

В 1894 году бумагооборот еще только набирал силу, и проделанная предшественником работа произвела на инспектора сильное впечатление. Как и мистер Винсент, он был горячим сторонником методов парижского Сюрте. Человек организованного ума, Кроу твердо верил, что один из главных ключей к успешной детективной работе кроется в создании регистрационной системы показаний и улик.

Большинство коллег воспринимали высказываемые Кроу теории откровенно неприязненно, главным образом, по причине их несоответствия неотъемлемым правам англичанина. Некоторые из методов, практикуемых ныне в Европе, утверждали они, несовместимы с британским образом жизни и, более того, противны ему. Не раз, и не два Кроу пытался объяснить, что научный подход к показателям преступности нельзя смешивать с регистрационной системой, с помощью которой власти многих континентальных стран следили за своими гражданами, используя более пристальное наблюдение, чем то, что считается желательным и необходимым в Англии.

Однако в частных разговорах Кроу высказывал мнение, что сдержать рост преступности можно будет только тогда, когда показатель преступности удастся соединить с какой-то формой индивидуальной регистрации — и к черту «частную жизнь граждан».