Возвращение Мориарти

Разумеется, Кроу поддерживал и горячо отстаивал антропометрию в том виде, как ее представлял и практиковал месье Альфонс Бертильон,[49] и набирающую популярность дактилоскопию, которая со временем — в этом инспектор не сомневался — станет чудо-оружием следствия. Но пока ни антропометрия, ни дактилоскопия[50] в его арсенал не входили, и Кроу оставалось только разбираться с внушительной стопкой бумаг.

Факты из досье не добавляли практически ничего к тому, что он уже знал. В зените академического успеха профессор Мориарти ушел при весьма туманных обстоятельствах с престижной работы, приехал в Лондон, занялся подготовкой молодых офицеров, а потом совершенно внезапно полностью изменил образ жизни. Его имя стало регулярно появляться в полицейских рапортах, начиная с конца семидесятых.

Наиболее обстоятельным и толковым был составленный в апреле-мае 1891 года отчет Паттерсона, в котором имя Мориарти упоминалось едва ли не на каждой странице.

С лета 1890-го инспектор Паттерсон работал по делу о заговоре — несомненно, реальном — с целью похищения коронных драгоценностей и дискредитации королевской семьи. Как знает теперь весь мир, в достижении второй цели злоумышленники почти преуспели — речь идет о так называемом «скандале в Транби-Крофт»,[51] непосредственно затрагивавшем интересы принца Уэльского. К отчету прилагались записки и телеграммы, которыми обменивались Паттерсон и Холмс, и из которых следовало, что Холмс не сомневался в причастности к заговору Мориарти, разработавшего, по его мнению, обе составные плана. Паттерсон, похоже, не разделял уверенности детектива с Бейкер-стрит, однако же, относился к его мнению с уважением, поскольку показания, приведшие в конце концов к аресту виновных, исходили непосредственно от Холмса.

Особый интерес представляло приложение к материалам расследования, содержавшее записку, переданную Паттерсону другом Холмса, доктором Уотсоном. В ней внимание инспектора обращалось на стопроцентное доказательство причастности к делу Мориарти. Доказательство это, говорилось в записке, содержалось в голубом конверте с надписью «Мориарти», находившемся в ячейке под литерой «М».

Паттерсон отмечал, что упомянутая выше ячейка находилась в отделении «до востребования» почтового отделения Сен-Мартен-ле-Гран, которым часто пользовались они с Холмсом. Однако никакого голубого конверта в ячейке не оказалось, и Паттерсон, к несчастью, погибший годом позже в результате несчастного случая, придерживался того мнения, что Холмс, при всей его гениальности, совершил ужасную ошибку. При этом он не исключал возможности того, что тот самый конверт был украден из ячейки. В ходе допроса шести заговорщиков связи их с профессором Мориарти установить не удалось, и Паттерсон в конце концов закрыл дело.

Прочитав документы Паттерсона дважды, Кроу вспомнил отстраненное выражение на лице Холмса во время разговора с ним. Что-то в этом деле, решил он, пошло не так. В 1891-м Холмс был одержим одной мыслью — доказать виновность Мориарти, теперь же он не желал даже говорить о нем.

Инспектор Лестрейд и сам написал немало рапортов, главным образом, похоже, после разговоров с Шерлоком Холмсом. В частных разговорах он выражал твердую уверенность в том, что Мориарти имеет непосредственное отношение к самым важным преступлениям последнего времени. Однако никаких веских доказательств в этих рапортах не содержалось; складывалось впечатление, что их просто не существует.

Да, покойный полковник Моран был негодяем и карточным шулером. Да, он, как и ряд других весьма сомнительных личностей, проводил с Мориарти немало времени. Но с подозрениями и косвенными уликами в суд не пойдешь.

Как и в наше время, в 1890-е полиция во многом полагалась на сведения, полученные из мира воров и злодеев, и потому в пухлом досье содержались ссылки на свидетельства десятков информаторов — беспринципных преступников, людей без чести и совести, доносивших на своих коллег ради денег. Были свои информаторы и у Кроу, и вот теперь, хотя время и поджимало, он решил разыскать некоторых из них и выяснить, могут ли они добавить что-то к тем десяткам написанных от руки страницам, что горками лежали на его письменном столе. И все же на многое инспектор не рассчитывал, ведь преступники — люди, как ни странно это может прозвучать, люди весьма доверчивые. Кроу лично знал немало таких, которые, вопреки всякой логике, верили в невероятное: например, в то, что старшие офицеры полиции действуют в сговоре с судьями. Натыкаясь на нечто похожее в рапортах отдельных детективов или простых полицейских, инспектор лишь качал с сожалением головой.