Он еще раз с некоторым удивлением отметил, что в городе, который после жестокого, кровопролитного сражения оккупировала русская армия, не замерла гражданская жизнь, работали отели, магазины, кафе, лавочки и рынки. Русских офицеров обслуживали как обычных покупателей, многочисленные военные патрули не столько контролировали передвижение местных жителей, сколько следили за поведением русских солдат и офицеров. Орловцев еще долго бродил по улицам, все больше и больше вживаясь в город. Ему казалось, что он уже знает здесь каждую улицу, каждый переулок, каждый парк и городской пруд. Эти прогулки, это знание не было для него пустой забавой. Со времен офицерского училища в его сознание была накрепко вбита необходимость точного знания ландшафта местности или сетки городских улиц, где предстояло сражаться или просто организовывать перемещение войск.
Под вечер он снова прошел по Вильгельм-штрассе и дальше до пересечения с Гумбинненской улицей к отелю «Дессауэр Хоф». Здесь вовсю шла работа по размещению служб штаба армии. Заносили коробки с документами, тубусы с картами, телеграфное и другое оборудование. Едва штабс-капитан открыл дверь в холл отеля, к нему тут же подошел солидный немец лет пятидесяти, который присматривал за всей этой суетой. Он заговорил с Орловцевым, пытаясь выяснить цель его прихода. Разговорчивый немец оказался хозяином и управляющим отеля. Вскоре Орловцев уже знал, что фамилия немца Торнер, что отель построил мастер Остеррот в 1912 году. Что в нем семьдесят номеров на восемьдесят мест, лифт, гараж и самая современная система водоснабжения и канализации. Что разрешение на название отеля хозяин получил от герцога Георга Фридриха Ангальт-Дессауского, и еще множество других любопытных, но совершенно бесполезных вещей. Но выяснилось и кое-что интересное. Именно в этом отеле сразу после вступления русской армии в Восточную Пруссию разместились власти Гумбиннена, а затем штаб 1-го немецкого армейского корпуса генерала фон Франсуа, который находился здесь до 21 августа и немедленно съехал после сражения под Гумбинненом. Это особенно заинтересовало русского офицера, а немец продолжал и продолжал говорить, рассказывая, как первые казачьи патрули появились в городе утром в понедельник, 24 августа, а потом в отель явился казачий полковник, который запретил кого-либо селить здесь, а велел ждать квартирмейстера штаба армии. Вот как раз сейчас штаб и устраивается в отеле.
Он ещё долго слушал бы хозяина, если бы в отель не вошел знакомый полковник из управления генерала Баиова, главного квартирмейстера штаба 1-й армии. Орловцев доложил, что прикомандирован к 27-й дивизии и находится с вечера 24 августа в Инстербурге по приказу начальника штаба дивизии для выполнения особых поручений. Полковник внимательно выслушал его и приказал завтра утром явиться в штаб и быть готовым к поездке в Алленбург, куда к завтрашнему вечеру должны прибыть части 27-й дивизии.
Значит, завтра снова в дорогу. Придется ли еще раз побывать в этом городе или нет, неизвестно. А как же эта так ожидаемая и волнующая встреча с прекрасной сестрой милосердия, которая в сознании Орловцева уже почти стала реальностью? Офицер продолжил свои прогулки и к вечеру набрел на здание школы для мальчиков на Альбрехт-штрассе, где, как ему сказали, должен расположиться русский госпиталь. Сейчас здесь были только сиделки, старшие сёстры уехали за оборудованием в Гумбиннен и вернутся только завтра. Было понятно, что госпиталей в городе несколько. И в этом ли работает его прекрасное видение — неясно. Но внутренний голос говорил, нет, кричал: «Она здесь, здесь!..»
Тягостного ожидания перед выездом к линии фронта Орловцев не чувствовал, сон его был лёгок и полон неясных, но лёгких видений. Утром он быстро собрался, договорился, что номер в отеле останется за ним, и к восьми утра уже прибыл в штаб армии, где все еще шла работа по обустройству. Ему под роспись вручили два запечатанных пакета. Их требовалось срочно доставить в штаб 27-й дивизии, двигавшийся к Алленбургу. Никифор, казак, приданный ему для сопровождения, был опытным наездником, и лошадь у него была не хуже, чем Бархат. Езды до Алленбурга под шестьдесят километров, следовать офицеру предписали через Ионишкен. Орловцев торопился, хотел быстрее выполнить поручение, ещё больше хотел вернуться обратно и отыскать свою сестру милосердия. Рассчитал, что к позднему вечеру, если ничего не случится, они настигнут арьергард дивизии. Но надо ещё и коней поберечь для обратного пути. За первые три часа они с Никифором доскакали до Ионишкена, там стояла рота, контролировавшая дорогу и ближайшие окрестности. Лошадям дали короткий отдых. Дивизия прошла здесь 24 августа. Командир роты советовал Орловцеву добраться до поселка Бокеллен. Дал в сопровождение конный разъезд, который как раз следовал через это селение, а дальше сворачивал на Тарпучен, в имение какого-то немецкого генерала. Дорога шла вдоль Астравишкенского леса, где постреливали, и на марше 27-й дивизии здесь убили несколько солдат.