Читаем Возвращение на Голгофу полностью

Повсюду глаза натыкались на следы этого поспешного отступления: брошенные винтовки, ранцы, патронные ящики, опрокинутые повозки со снарядами и орудия, трупы лошадей, бинты и окровавленная вата. Офицеры и солдаты видели, что отступал противник в панике, немцы попросту бежали. Значит, преследование врага развивалось бы успешно и привело бы к полному разгрому немецкого корпуса. А если бы удалось ввести в преследование кавалерийский корпус и дивизии, то за двое суток судьба провинции была бы решена и войска врага отбросили бы далеко, за Вислу. Судьба дала русским счастливый шанс, дала не просто так, а за мужество и стойкость солдат и офицеров под Гумбинненом. А ещё вернее — за великое терпение, которое в обороне важнее смелости. И этот шанс высшие командиры упустили, не смогли использовать. Повторится ли он, или судьба отворачивается от тех, кто не удерживает огненную птицу удачи в своих руках?

Сразу после форсирования речки Ангерапп[17] начальник штаба дивизии отправил Орловцева в Гумбиннен для поддержания связи со штабом корпуса Епанчина, взявшего город. Делать нечего — пришлось возвращаться назад. К обеду он уже въезжал в Гумбиннен с южной стороны по Гольдапской улице. Город, к счастью, не пострадал и, несмотря на нескончаемое передвижение по нему войск, сохранил чистоту и аккуратность. Поток движущихся войск как в воронку стягивался к железнодорожному вокзалу, где уже начальствовал русский военный железнодорожник, а прусские служащие находились у него в подчинении. Штабс-капитан нашёл подходящее место для коня, поручив его заботам солдат, несущих службу при железной дороге, и отправился в город, уже переполненный русскими войсками. Местных жителей на улицах он не заметил, то ли они сидели по домам, то ли ушли на запад в глубь провинции. По Гольдапской улице Орловцев дошел до Королевской, вскоре перешедшей в улицу Бисмарка. И по ней уже вышел на центральную площадь города. Несмотря на то что городок был провинциальным, вдоль дорог тянулись тротуары, и сами дороги были замощены гранитной брусчаткой. Здания по главным улицам стояли не хуже столичных. Особенно удивляли памятники лесным животным. Для русского человека это выглядело непривычно. Да и могучий лось, стоящий на невысоком пьедестале, с удивлением смотрел на русских солдат.

Главу гражданской городской администрации лично назначил генерал Епанчин, выбрав для этого профессора Мюллера из местной гимназии. Поблизости разместилась русская комендатура. Там Орловцеву сообщили, что штаб корпуса пока из Кибартая в Гумбиннен не передислоцировался и скорее всего сразу направится в Инстербург. Получалось, что Орловцеву неожиданно выпал свободный день: ему надо было ждать, когда ситуация стабилизируется и штабы разместятся в новых местах. На постой его определили в доходный дом на улице Бисмарка. Жильцы этого дома сбежали, бросив в комнатах свои пожитки. Здесь уже устроились многие офицеры частей 3-го корпуса.

Весь день Орловцев провел на ногах, ничего не ел и к вечеру изрядно проголодался. Ужинать он отправился в офицерское артиллерийское казино на Пилькалер-штрассе. За обильный ужин расплатился рублями и уже было отправился ночевать, но встретил Сашу Лебедева. Заказали пиво, вновь уселись за стол, им было что обсудить. В разговоре выяснилось много интересного. Саша рассказал, в частности, о последних часах сражения под Гумбинненом, о стремительном и успешном преследовании противника, спешно уходившего на запад. О яростном и решительном настрое рот полка — гнать противника как можно дальше, невзирая на усталость. Победа придавала силы солдатам и офицерам, добить, добить врага. Но высшие командиры, утратившие решимость, погасили наступательный порыв войск, вкусивших вкус победы.

За разговором они забыли про время и спохватились лишь поздно ночью. Саша остался ночевать у Орловцева. Весь следующий день товарищи провели вместе, осматривая город. Несколько раз заходили в комендатуру, навещали верного Бархата.

Наконец с дислокацией штабов прояснилось, и утром следующего дня Орловцев выехал в Инстербург. Ехать предстояло почти тридцать километров по дороге, запруженной войсками. Только к вечеру он добрался до города и кое-как устроился в маленькой гостинице. Первые русские части вступили в Инстербург только утром этого дня, понедельника, 24 августа. Основная масса войск продолжила марш дальше в сторону посёлка Норкиттен. В городе же разместились штабы и многочисленные службы армии.

Уставший Орловцев лег спать. Сквозь сон он слышал, как постепенно затихает мерное движение частей, идущих через город.

Тишина длилась недолго. Движение возобновилось с раннего утра. Громыхание тысяч колес по брусчатке доносилось и до узеньких улочек, на одну из которых выходило окно гостиничного номера Орловцева. Администратор предложил ему завтрак и подчеркнуто любезно ответил на его вопросы. Договорились, что питание будет оплачиваться ежедневно, вопрос с ценой номера решат позже.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека исторической прозы

Остап Бондарчук
Остап Бондарчук

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Хата за околицей
Хата за околицей

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Осада Ченстохова
Осада Ченстохова

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.(Кордецкий).

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Два света
Два света

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза

Похожие книги

10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза
Крещение
Крещение

Роман известного советского писателя, лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ивана Ивановича Акулова (1922—1988) посвящен трагическим событиямпервого года Великой Отечественной войны. Два юных деревенских парня застигнуты врасплох начавшейся войной. Один из них, уже достигший призывного возраста, получает повестку в военкомат, хотя совсем не пылает желанием идти на фронт. Другой — активный комсомолец, невзирая на свои семнадцать лет, идет в ополчение добровольно.Ускоренные военные курсы, оборвавшаяся первая любовь — и взвод ополченцев с нашими героями оказывается на переднем краю надвигающейся германской армады. Испытание огнем покажет, кто есть кто…По роману в 2009 году был снят фильм «И была война», режиссер Алексей Феоктистов, в главных ролях: Анатолий Котенёв, Алексей Булдаков, Алексей Панин.

Василий Акимович Никифоров-Волгин , Иван Иванович Акулов , Макс Игнатов , Полина Викторовна Жеребцова

Короткие любовные романы / Проза / Историческая проза / Проза о войне / Русская классическая проза / Военная проза / Романы