Возвращение на Мару

Увы, чердак тоже был пуст. По крайней мере, обойдя его со свечой в руках, я ничего не увидел, кроме обычного мусора.

— Папа, а почему ты только под ногами ищешь? — спросила Маша. — Посмотри, между крышей и бревнами дыры какие. Может, там что спрятано.

— Думаешь? Хорошо, давай посмотрим и наверху. Правда, там гнезд мышиных полно.

— Гнезда? Пустяки! Кстати, поищи, а я давай свечку подержу. Ты же выше, чем я.

— Сколько раз тебе можно говорить: не выше, а длиннее. Хитрюга. Ладно, держи свечку.

Минут через пять мои руки были уже все в занозах. И только я хотел сказать: «Все, пусто. Пошли домой», как в самом дальнем углу чердака наткнулся на сверток. Точнее, это была сумка из мешковины, которую действительно кто-то засунул в свободное пространство между крышей и одним из бревен.

— Маша, кричи ура, что-то есть, — сказал я, доставая сумку.

— Ура, — шепотом отозвалась дочь. — И не забудь, чья идея — поискать наверху.

— Не забуду. Так, какие-то бумаги. Все, надо уходить. Посмотрим дома. Не ровен час, сюда опять пожалуют гости.

Спускались с потолка не без опаски, но все обошлось. В комнатах — та же пустота и запах плесени. Будто нам все привиделось. Но фонарика мы не нашли — значит, в эту ночь в дом Петра Константиновича кто-то действительно заходил.

Как был сладостен ночной воздух! Мы поспешили домой. Неугомонный коростель продолжал ворчливо скрипеть. Звезды «летнего треугольника» — Денеб, Альтаир и Вега немного опустились к горизонту. Зато с противоположной стороны неба все выше поднимался Орион. Я чувствовал себя счастливым.

— Представляешь, дочь, — говорил я Маше, отряхивая с себя пыль, — зимой все будет наоборот. В первой половине ночи над нашим грешным миром будут сиять звезды Ориона, а под утро им на смену придут Альтаир, Вега и Денеб.

— Папа, пошли скорее, мне не терпится те бумаги посмотреть.

— Нет, мы откроем сумку завтра. Да, да, и не спорь.

— Тебе разве не интересно?

— Интересно, только надо выспаться. Без хорошей, свежей головы, чувствую, нам завтра не обойтись. Но лучше, чтобы таких голов было две. Поняла?

— Как не понять.

Мы подошли к дому.

— Нет, правда, как прекрасен мир. Забавно, но чтобы это острее почувствовать, надо просидеть, дрожа от страха, на чужом пыльном чердаке.

— А ты разве дрожал от страха?

— Ну, не то чтобы дрожал, но было не по себе. Разве не так?

— А я думала, что у меня сердце от страха разорвется, особенно когда входная дверь скрипнула, а потом еще когда фонарик упал.

— Ничего, все позади. И мы с тобой — молодцы. Мне, конечно, надо было себя по-другому вести. Впрочем, это сейчас, стоя под этими звездами легко говорить, а там…

— Папа, что ты все про небо да про небо. Лучше посмотри вон туда. — И Маша показала рукой в сторону озера.

— Посмотрел. Ну и что? В озере отражаются звезды.

— Опять звезды. Больше ничего не видишь?

— Больше ничего. Постой, кажется вижу. У Кобцевой свет горит?

— Наконец-то. Вроде бы корову выгонять рано.

— Нет, дочь, нет. Шаги мужские были.

— Или крупной женщины. Это же элементарно, Ватсон.

— Поучи еще меня. Ладно, пойдем спать, завтра будем во всем разбираться.

Глава 12.
1.
Вздох разочарования был настолько сильным, что я проснулся.

— Ничего! Совсем ничего.

За столом в комнате сидела моя дочь, обхватив голову руками. На столе — куча каких-то листков и пожелтевших старых газет. Значит, не утерпела и залезла в сумку. Сколько же она спала? Я притворился обиженным.

— Так, значит, не дождалась родного отца. А ведь просил тебя по-человечески…

— Папа, какая теперь разница? Нет ничего, понимаешь?

— Пока не понимаю. Вот посмотрю внимательно каждую бумажку, тогда или соглашусь с тобой, или нет.

— Да здесь одни газеты. Старье. Посмотри — желтые совсем. Ты что, не веришь мне? Я все посмотрела.

— Почему же, верю. Но ведь я говорил, что нам с тобой нужны свежие головы — есть у газетчиков такое выражение. Не забывай, мы живем в странном месте. Здесь очевидное становится невероятным, а невероятное — очевидным. Хотела найти вторую часть листка с иносказательными стихами?

— А разве ты этого не хочешь?

— Хочу. А вдруг найдем? С помощью, — и я взял со стола несколько газет, — подшивки «Ленинского пути» за 1946 год.

— Шутишь?

— Если и да, то самую малость.

— Понятно, психологически меня поддерживаешь.

— И не думал! Еще неизвестно, кто кого должен поддерживать. Будь добра, займись завтраком, а я пойду по саду пройдусь: там думается хорошо.

— Подумай, подумай. А мне хочется про тетю Валю что-нибудь узнать. Может, у Тимошиных? Нет, лучше к Смирновым схожу.

— Деловая! Тебе не кажется, что нам не надо показывать своего интереса ни к Кобцевой, ни к Егору Михайловичу?

— Не волнуйся, все понимаю и буду очень осторожной.

Разумеется, ничего толкового я надумать не мог ни в тот день, ни неделю спустя. Жизнь наша вошла в привычное русло. Маша так освоилась в деревне, что пару раз одна ходила в Вязовое: надо было сделать кое-какие покупки.