Возвращение на родину

— Не поцарапай себе лицо, — сказала ее тетка; она стояла на краю впадины, глядя на девушку, угнездившуюся среди массы блестяще-зеленых и алых веток. — Пойдешь со мной вечером встречать его?

— Мне бы очень хотелось. А то выйдет, как будто я его забыла, ответила Томазин, сбрасывая ветку наземь. — Правда, не так уж это важно; я принадлежу другому, этого уж ничем не искупишь. И я должна выйти за него, хотя бы из гордости.

— Боюсь… — начала миссис Ибрайт.

— Ну да, вы думаете: «Такая слабая девчонка, как она заставит мужчину жениться на ней, если он не хочет?» Но я вам одно скажу, тетя: мистер Уайлдив не распутник, как и я не потерянная женщина. Просто он такой… ну, резкий, что ли, и не хочет подольщаться к тем, кто его не любит.

— Томазин, — сдержанно сказала миссис Ибрайт, пристально глядя на племянницу, — ты что, думаешь обмануть меня этой защитой мистера Уайлдива?

— То есть как?

— Я давно подозреваю, что твоя любовь к нему сильно поблекла после того, как ты обнаружила, что он не такой святой, каким тебе казался. И сейчас ты разыгрываешь передо мной роль.

— Он хотел жениться на мне, и я хочу выйти за него замуж.

— Нет, ты скажи прямо: согласилась бы ты сейчас стать его женой, если бы не была уже связана с ним?

Томазин смотрела куда-то в гущу листвы, и вид у нее был смущенный.

— Тетя, — сказала она наконец, — мне кажется, я имею право не отвечать на этот вопрос.

— Имеешь.

— Можете думать, что хотите. Но я ничем не показала вам, что мои чувства к нему изменились, и впредь не покажу. И я выйду за него и ни за кого другого.

— Подождать еще надо, чтобы он повторил предложение. Думаю, он это сделает, потому что теперь кое-что узнал… то, что я ему сказала. Я не спорю, тебе, конечно, всего пристойнее выйти за Уайлдива. Как я ни возражала против него раньше, теперь я с тобой согласна. Это единственный выход из ложного и крайне неприятного положения.

— Что вы ему сказали?

— Что он перебивает дорогу другому твоему поклоннику.

— Тетя, — проговорила Томазин, и глаза у нее округлились. — Что это значит?

— Не волнуйся, я сделала, как мне велел долг. Пока больше ничего не могу добавить, но когда все кончится, я тебе точно объясню, что я ему сказала и почему.

Томазин поневоле пришлось этим удовлетвориться.

— И вы пока сохраните все это в тайне от Клайма? — спросила она погодя.

— Я же дала тебе слово. Да что толку! Он все равно узнает. Посмотрит на тебя и сразу поймет, что что-то неладно.

Томазин повернулась и посмотрела с дерева на тетку.

— Послушайте теперь вы меня, — сказала она, и ее нежный голос обрел вдруг твердость и силу, почерпнутую не из телесного источника. — Не надо ничего ему говорить. Если он там узнает и решит, что я недостойна быть его сестрой, — пусть. Но когда-то он любил меня, и мы не станем огорчать его раньше времени рассказами о моей беде. Я знаю, все об этом кричат, по ему сказать не посмеют, по крайней мере, в первые дни. То, что мы родия, как раз и помешает слухам сразу дойти до него. А если через неделю-другую я не буду уже в безопасности от насмешек — тогда и сама ему расскажу.

Она говорила так твердо, что тетка не стала больше возражать. Она сказала только:

— По-настоящему надо было ему написать, еще когда ты собиралась замуж. Он не простит тебе такой скрытности.

— Простит, когда узнает, что я медлила потому, что боялась его огорчить, и, кроме того, я не знала, что он так скоро приедет. И, главное, тетя, я не хочу, чтобы из-за меня расстроился ваш праздник; вы хотели на рождество созвать гостей, пусть так и будет. Откладывать только хуже.

— Я и не собираюсь откладывать. Неужели ж мне признаться перед всем Эгдоном, что я потерпела поражение и стала игрушкой такого человека, как Уайлдив? Ну, кажется, у нас уже довольно ягод, отнесем-ка все это домой. Пока украсим дом да повесим омелу, пора уж будет идти его встречать.

Томазин слезла с дерева, стряхнула с волос и платья осыпавшиеся ягодки, и они с теткой пошли вниз по склону; каждая несла половину собранных веток. Было уже почти четыре часа, солнце покидало долину. Когда небо на западе стало красным, обе родственницы снова вышли из дому и углубились в вересковую пустошь, но уже в другом направлении, чем утром, держа путь к определенному месту на далекой большой дороге, по которой должен был возвращаться тот, кого они ждали.

Глава III

Как малый звук породил Большую Мечту

Юстасия стояла на пустоши у самого ее края и глядела в ту сторону, где находилась усадьба миссис Ибрайт. Ни звука, ни света, ни движения не исходило оттуда. Вечер был холодный, кругом темно и пусто. Она решила, что гость еще не прибыл, и, подождав минут десять — пятнадцать, повернула обратно.

Она не так еще далеко отошла, как вдруг впереди послышались голоса: по той же тропе ей навстречу шли люди и разговаривали. Вскоре на фоне неба стали видимы их головы. Встречные шли медленно, ни лиц, ни одежды нельзя было разглядеть в темноте, но судя по походке это не были поселяне. Она сошла с тропы, чтобы их пропустить. Трое: две женщины и мужчина; женские голоса она узнала: Томазин и миссис Ибрайт.