Возвращение на родину

- Да нет, ничего.

- Ты правду говоришь?

- Правду, тетя. Я бы сказала вам, если б он меня обижал. - Она добавила, покраснев и с запинкой. - Он... может, это нехорошо, что я вам жалуюсь, но я не знаю, как мне быть. Мне, тетя, нужно немного денег, ну, там, купить кое-что для себя - а он мне нисколько не дает. Мне не хочется у него просить, а с другой стороны, он, может быть, не дает просто потому, что не знает. Должна я ему сказать, как вы считаете, тетя?

- Конечно, должна. А до сих пор ты ни слова ему об этом не говорила?

- У меня было немного своих денег, - уклончиво отвечала Томазин, - и до последнего времени мне не нужно было. На прошлой неделе я что-то ему сказала, но он... он, наверно, забыл.

- Так надо ему напомнить. Ты знаешь, у меня хранится шкатулочка с пиковыми гинеями[24], которые мне вручил твой дядя, чтобы я их разделила поровну между тобой и Клеймом, когда сочту желательным. Пожалуй, сейчас как раз время. Их можно в любую минуту обменять на соверены.

- Я бы хотела получить свою долю, - то есть, конечно, если вы не против.

- И получишь, раз тебе нужно. Но будет только прилично, если ты сперва скажешь мужу, что ты совсем без денег, - посмотрим, что он тогда сделает.

- Хорошо, я скажу... Тетя, я слышала про Клайма. Я знаю, как вы из-за него горюете, поэтому я сейчас и пришла.

Миссис Ибрайт отвернулась, и лицо ее задрожало; она стиснула зубы, пытаясь скрыть свои чувства. Потом она перестала сдерживаться и сказала, плача:

- О Томазин, неужели он ненавидит меня? Как мог он так меня огорчать, когда я только для него и жила все эти годы?

- Ненавидит - нет, что вы, - успокаивающе сказала Томазин. - Просто он ее чересчур уж любит. Не расстраивайтесь так из-за этого. Он не такой уж плохой. Знаете, я думала об этом, и, право, он мог и хуже жениться. По матери мисс Вэй из хорошей семьи, а отец у нее был этакий романтический бродяга, вроде греческого Одиссея.

- Не надо, Томазин, не надо. Намерения у тебя хорошие, но не стоит тебе со мной спорить. Я уже все продумала, что можно сказать и "за" и "против", да еще и не по одному разу. Мы с Клаймом расстались не в гневе, а хуже того. Горячая ссора под сердитую руку не разбила бы мне сердце, но это неуклонное противодействие, это упорство в своей неправоте!.. Ах, Томазин, мальчиком он был такой хороший - такой нежный и добрый!

- Да, я помню.

- Не думала я, что мой сын, выросши, будет так со мной обращаться. Он так со мной говорил, как будто я противоречила ему, чтобы его уязвить... Как мог он подумать, что я хочу ему зла!

- На свете есть женщины хуже, чем Юстасия Вэй.

- Но сколько есть лучших, чем она, - вот что меня мучит. Это из-за нее, Томазин, только из-за нее твой муж так себя вел перед свадьбой, я поклясться готова!

- Нет, - с живостью отвечала Томазин. - Он думал о ней, когда меня еще не знал. Да и то это было так - увлеченье.

- Хорошо. Не будем этого касаться. Да и что толку теперь это распутывать. Сыновья всегда слепы, когда что-нибудь вобьют себе в голову. Почему женщина издали видит то, чего мужчина и под носом у себя не разглядит? Пусть Клайм поступает как хочет, отныне он мне чужой. Вот тебе материнство - отдаешь лучшие свои годы и самую горячую свою любовь только для того, чтобы потом тебя презирали!

- Вы очень уж неподатливы, тетя. Подумайте, сколько есть матерей, которых сыновья публично опозорили, совершив настоящие преступления, - а вам совсем нет причины так убиваться.

- Томазин, не читай мне, пожалуйста, наставлений, - не хочу я это слушать. Тут дело в разнице между тем, чего ожидаешь, и тем, что случается, от этого удар так тяжел, а у тех матерей он, может, не тяжелее моего, потому что они уже предвидели самое худшее... У меня плохой характер, Томазин, добавила она с кривой усмешкой. - Другие вдовы охраняют себя от ран, которые им могут нанести дети, тем что обращают сердце к новому супругу и начинают жизнь сначала. Но я всегда была жалким, слабым, скупым в своих привязанностях существом, для этого у меня не хватило ни щедрости сердца, ни предприимчивости. Какой я была разбитой и ошеломленной после смерти мужа, такой я и потом осталась, - сидела одна и даже не пыталась что-нибудь исправить. А ведь я тогда была сравнительно молодой женщиной, могла бы сейчас иметь больших детей, и они бы утешили меня за неудачу с этим сыном.

- Так благороднее, как вы поступили.

- Благороднее, да не умнее.

- Забудьте об этом и успокойтесь, дорогая тетя. И я вас не буду надолго оставлять. Буду навещать вас каждый день.

Первую неделю Томазин буквально выполняла свое обещание. О близящейся свадьбе Клайма она старалась говорить как о чем-то не важном, рассказывала, какие там делаются приготовления и что она тоже приглашена. На следующей неделе ей нездоровилось, и она совсем не появилась в Блумс-Энде. Касательно гиней еще ничего не было предпринято; Томазин не решалась заговорить с мужем о деньгах, а миссис Ибрайт на этом настаивала.