Возвращение на Трэдд-стрит

– Мисс Миддлтон? – Репортерша теперь была на расстоянии крика, и я увидела, что мы с ней примерно одного возраста, только она дюймов на шесть ниже и фунтов на пятьдесят легче. Ее короткие темно-каштановые волосы – этакий закос под стрижку Дороти Хэмилл семидесятых – начала восьмидесятых, жертвой которой я в свое время успела побывать, – несмотря на ветер и дождь, были гладкими, словно шлем. Я знала, что мои собственные волосы, скорее всего, напоминают мочалку, и на всякий случай подозрительно покосилась на видеокамеру, чтобы убедиться, что ее объектив направлен не на меня.

– Да, – сказала я. – Я Мелани Миддлтон.

Женщина остановилась, и ей пришлось запрокинуть голову, чтобы заговорить со мной.

– Вас сложно поймать. – Она протянула руку, и я пожала ее, отметив про себя, что ее рука похожа на детскую. «Интересно, – подумалось мне, – ее стол в редакции тоже переоборудован под ее маленький рост?» Я представила ее сидящей на стопке телефонных книг, и уголок моего рта невольно пополз вверх.

– У вас на работе и дома отличные привратники, – сказала она.

– Знаю. Благодаря им я могу выполнять свою работу, ни на что не отвлекаясь. – Я выразительно посмотрела на нее, но она, похоже, этого не заметила.

Она повернулась и протянула руку Томасу, чья ладонь поглотила ее руку до запястья.

– Рада снова видеть вас, детектив Райли. Моя коллега Ребекка Эджертон упомянула, что вы можете быть здесь. Как я понимаю, вы читали мои статьи перед публикацией. – Она подняла руку. – Я знаю, что ваш шурин – мой начальник, поэтому ничего не скажу. Признаюсь, я надеялась, что это поможет мне взять интервью у мисс Миддлтон, поскольку Ребекка, похоже, не смогла этого сделать. Не то чтобы это помогло, но, как обычно бывает, мы находим способы. Было бы желание.

Она широко улыбнулась, обнажив мелкие, идеально ровные белые зубы. Я едва не спросила ее, уж не молочные ли они.

– Итак, начнем. – Она подняла небольшой диктофон. – Не возражаете, если я запишу наш разговор?

– На это? – спросила я. Газета наверняка могла позволить себе более современное оборудование. Например, ручку и бумагу.

Она хихикнула.

– Что я могу сказать? Я большая поклонница восьмидесятых – не могу расстаться с вещами, которые в те годы так хорошо работали на меня.

Я взглянула на ее мокасины, плащ и волосы и поняла, что она говорит правду. Я представила, как она бегает трусцой с аудиоплеером на поясе и пользуется автомобильным телефоном, к которому прилагается чехол и антенна.

– Означает ли это, что вы просите об интервью?

– Поверьте, скорее ради вас, чем ради себя. У меня уже есть копия письма Бриджит Монахан Гилберт и фотографии крестильного чепчика, а теперь происходит эксгумация, и в конечном итоге мы получим ее результаты. Этого более чем достаточно, чтобы заполнить как минимум три колонки. Было бы просто некрасиво, если бы женщина, унаследовавшая все – от старика, которого она видела только раз, – отказалась общаться со СМИ.

Я посмотрела на Томаса. Тот ободряюще мне кивнул.

– Тогда ладно. Хотя, если честно, мне нечего добавить. Все, о чем сообщалось до сих пор, для меня тоже ново. Я знаю лишь то, что отец мистера Вандерхорста и мой дед были старыми друзьями, и он, похоже, решил, что этой дружбы достаточно, чтобы завещать мне свой дом.

– То есть это никак не связано с тем, что мистер Вандерхорст считал, что вы способны видеть призраков, и вы утверждали, что видели в саду дух его матери?

Все ясно.

– Где вы это слышали?

Она самодовольно улыбнулась.

– Читала книгу Марка Лонго. Ребекка Эджертон дала мне ее гранки для предварительного ознакомления.

Я открыла рот, чтобы спросить, откуда Марк мог узнать о призраке Луизы, но осеклась. Ребекка. Та самая женщина, которая теперь не давала мне покоя, требуя, чтобы я пришла на примерку платья подружки невесты к ее свадьбе. В ответ на уловку моей кузины я была готова кричать и топать ногами. Но я понимала: отчет о моем приступе гнева попадет в воскресную газету, и вместо этого я спокойно улыбнулась.

– Мистер Вандерхорст был старый, но очень милый человек. Вот почему я сегодня здесь… чтобы засвидетельствовать свое почтение. Во время нашей первой и единственной встречи я позволила ему поверить в то, во что он хотел поверить, потому что думала, что это сделает его счастливым.

– Или же потому, что вы хотели создать между ним и собой некую эмпатическую связь, чтобы он не ломал голову, пытаясь решить, кому завещать свое имущество.

– Перестаньте говорить за меня. В тот день я приехала к нему домой после телефонного звонка, во время которого он согласился обсудить вопрос о выставлении дома на продажу. Я сказала ему тогда, что ненавижу старые дома. Ни разу в нашей беседе я не дала ему повода думать, что мне нужен его дом.

– Вы ненавидите старые дома? Разве они не ваша специализация в «Бюро недвижимости Гендерсона»?

Почувствовав на спине руку Томаса, я обрадовалась его поддержке.