Возвращение не гарантируется

Неизвестная Катя Строева что-то пела, но это его не интересовало. Моджахеды поднялись в атаку, Скат схватил заряженную «М-16» и прильнул к прицелу. Несколько точных очередей заставили их снова залечь, но стрельба не утихала. Снова вокруг щелкали пули, выбивая осколки из скал.

Несколько острых камешков, пробив одежду, вонзились Скату в плечо и предплечье, гранитная крошка вошла под кожу над левым глазом, струйка крови потекла на бровь. Но, в принципе, правильно выбранная и оборудованная позиция позволяла долго держать оборону. Правда, численное преимущество все равно сыграет свою роль, к тому же скоро стемнеет, но не это его беспокоило.

«Лишь бы скорее выпустили Джен!» — думал он — и отвлекся. Из-за камня выглянул рослый моджахед с «шайтан-трубой» на плече. Твою ж мать! Скат быстро дал короткую очередь, промахнулся, лихорадочно выпустил вторую и, очевидно, опередил гранатометчика всего на долю секунды, потому что, завалившись на бок, он все-таки выпустил свирепого сказочного дракона с огненным хвостом, который полетел в сторону, запрыгал по камням и с грохотом вгрызся в скалу вдали. Скат швырнул в ответ тяжеленькую круглую «М67», которая взорвалась на позициях противника. Наступила тишина.

Он знал, что это ненадолго, и быстро набивал опустошенные магазины. Зарядив одну винтовку, снаряжал следующую. Можно сказать, что все шло хорошо. Во всяком случае — нормально для той ситуации, в которой он находился.

На далеком концерте тоже все шло хорошо. Ведущий объявлял фамилии молодых исполнителей, названия песен, будущие звезды подносили ко рту микрофоны. На этот раз их голоса разносились не только под сводами прославленного Большого Концертного зала, но неслись над Кунжутским «плоскогорьем смерти», где действительно шел неравный бой не на жизнь, а на смерть, отражались от острых холодных скал, среди которых похоронен легендарный страшный сангхур… И певцы, и устроители конкурса, и даже сам мэтр Илья Васильевич Домбровский были бы очень удивлены, узнав об этом…

По подсчетам Ската, он уже обезвредил около десятка врагов. Но оставшиеся, несмотря на его старания, смогли растянуться в цепь и получили тактическое преимущество, потому что теперь пули летели не с одного направления, а с широкого фронта, и защищаться, прятаться от них становилось все труднее.

— На сцену приглашается Евгения Барышникова, — торжественно объявил ведущий, и Скату показалось, что голос у него стал более значительным, как будто он серьезно выделял Джен среди остальных исполнителей. — Песня «Журавли»!

Заиграла чувственная музыка, и на сердце стало теплее.

* * *

— Прошли границу! — выглянув в салон, с улыбкой объявил командир воздушного судна и показал большой палец. — Поздравляю, мужчины! С возвращением! Спасибо вам!

У КВС было жесткое лицо со шрамом через левую щеку, от глаза до подбородка. Он не знал, кого везет и что они совершили, но прекрасно понимал: сидящие перед ним смертельно уставшие, простецкие на вид парни — настоящие герои.

— Спасибо тебе, брат, чистая работа! — «Кинжалисты» зааплодировали в ответ.

Они впервые видели этого мужчину с волевым лицом, в потертой летной кожаной куртке, но тоже понимали — если бы он не дал согласия на этот рискованный полет, если бы с ювелирной точностью не принял их на борт, то судьба всей группы могла быть совершенно другой. Командир и его экипаж тоже были героями. Но в их кругах не принято употреблять громкие и высокопарные слова, не принято долго благодарить друг друга. Дверь в пилотскую кабину захлопнулась.

Оказавшиеся в родном воздушном пространстве, «кинжалисты» перевели дух, владевшее ими напряжение постепенно ослабевало. Все испытали радость облегчения, хотя в бочке меда отчетливо чувствовался привкус дегтя — у каждого в глубине души шевелилась мысль: «А как там Скат?»

Каждый против своей воли представлял себя на его месте: он один, за спиной никого нет, и удерживать наступающего врага уже не надо. Но ничего другого ему не остается… Только черная тоска и безысходность…

Однако Скат не тосковал и не думал, что за спиной у него никого нет. Из «Шарпа» лилась очаровавшая его когда-то песня, нежная, как поцелуй феи, и сладкая, как турецкий рахат-лукум. Музыка и голос были не в пример богаче тех, которые тогда мог воспроизвести его старенький проигрыватель. К тому же оркестр был совсем другого уровня, да и репетиции не прошли для Джен даром…

Волшебные звуки на эстраде Большого Концертного зала, сужаясь, втягивались в решетчатые коробочки микрофонов, преобразовывались в электрические сигналы, потом в радиоволны, которые неслись сквозь тысячи километров, пробиваясь через ветры и метели, преодолевали государственные границы и атмосферные помехи, огибали горные массивы, попадая, наконец, на чуткую антенну «Шарпа» и, вновь превращаясь в звуки, вылетали из его динамиков, расширяясь, словно конус сказочного цветка, и охватывая все прилегающее пространство, согревая холодный воздух, смягчая твердость острых скал и отклоняя свинцовые потоки, нацеленные в источник столь чуждой этим краям музыки…