Возвращение ненормальной птицы: печальная и странная история додо

«Наследственность — такая ерунда, — решительно сказала Надин, выговаривая это с такой чёткостью, какой вряд ли добьётся даже человек, родившийся в Англии, — Посмотрите на меня, например, и оцените, как я хороша, а затем посмотрите на маму и папу». Эстер пролила больше ромашкового чая, чем обычно. «Не говори ни слова против тёти Додо», — сказала она.^{121}

Итак, теперь мы знаем, что бедная Додо — не только глупая: она даже не англичанка. По правде, она австрийка, с выдающим её глуповатым акцентом.

Сложно сказать, как долго слово «додо» использовалось в качестве прямой аналогии для слова «глупый». Но одно мы знаем наверняка: вскоре после противостояния девятнадцатого века, сопровождавшего дарвинизм (см. главу 6), сила этого эпитета уже была очевидной для остроумнейшего среди остроумных — для молодого студента Оскара Уайльда. Ещё до того, как он на радость потомкам добился славы всемогущего мастера цитаты, он назвал одного из своих профессоров «этот неграмотный додо». Похоже, что Уайльд случайно задал тон в западной традиции, цветущей ныне пышным цветом.

Сегодня слово «додо» может даже работать как уничижительное, относящееся к кому-то тупому и стоящему на грани исчезновения. Можно увидеть, как тонко использован этот двойной подтекст в едком описании английского высшего общества в стихотворении «Ещё не додо» Ноэла Кауарда, или как он выражен на самом подсознательном уровне через беспросветный пессимизм любого из стихов, включённых в «Оду додо» Кристофера Лога. В обоих случаях слово «додо» используется исключительно в названии и отсутствует в содержании, поскольку предполагается, что само содержание ясно даёт понять, зачем здесь использовано слово «додо». Точно так же Франк Светтенхам прекрасно использовал это слово в своей едкой сатире о жизни колониального Маврикия. Чтобы передать мысль о том, что на всём и на всех на острове лежит печать идиотизма и нежизнеспособности, автор просто называет колонию, принадлежавшую в то время Британии, «Островом додо». И Дэвид Кваммен очень эффектно обыгрывает этот двойной подтекст, дав своей книге о биологическом разнообразии и вымирании островной жизни название «Песнь додо»[32].

Чтобы засвидетельствовать долговечность толкования слова как чего-то «вымершего», можно процитировать брошюру 1935 г., целью которой было привлечь внимание местных властей к вероятности исчезновения популяции диких уток на некоторых водоёмах в Нью-Гемпшире. Говорящее название «Последуют ли утки за додо?» задаёт тексту предостерегающий тон, прилагаемая карикатура закрепляет это ощущение, а дальше следует несколько страниц, на которых додо больше не упоминается.

«Чудеса додо» — это одна из нескольких книг, составляющих целую серию, где говорится о некой леди из Австрии, которая пытается выдавать себя за выдающуюся и изысканную особу в среде английского джентри — что, конечно, всякий раз заставляет её глупо выглядеть. Вполне предсказуемо, что автором серии книг был питающий страсть к гольфу член клуба «Bath Club», который удостоился чести быть упомянутым несколько раз в английской энциклопедии «Кто есть кто». (Любезно предоставлено президентом и членами совета Гарвардского колледжа.)