Возвращение Ночного Охотника

Йован повел плечами, разминая мышцы. Он чувствовал себя странно. Как будто человек, пропустивший серьезный удар. Слабость, чуть кружится голова. Но это тело не может быть уязвимым, просто не способно…

Охотник, ухмыляясь, вытянул свободную руку. С пальцев свисал тонкий черный шнурок. Галстук?

Ярость отхлынула, когда голова Йована сама опустилась вниз, чтобы глаза увидели торс. Там. На правом боку. Вместо одной из черных линий татуировки зияла темная канава. Одержимый просто вырезал из него кусок кожи. Кусок татуировки. Нарушил узор.

Вскинув голову, тело Йована попятилось, стараясь нашарить взглядом цепи, лежавшие в стороне, почти у самой стены. Оружие. Ему нужно оружие!

— О, да, — прошипел одержимый, покачивая пластиковым клинком. — Ты понял. Тут главное, правильный порядок слов. Добавить нельзя, но можно кое-что изъять. Немного… отредактировать.

Тело Йована начало медленно пятиться, прикидывая, как обойти стороной врага и потихоньку выбраться к двери. Быть может, удастся еще отступить, сбежать…

— Я слышал, твои бывшие хозяева увлекались такими вещами, — сказал одержимый, отбрасывая полоску татуированной кожи. — Но ты скоро поймешь, что эти обыкновенные садисты были дилетантами. Жалкими подражателями. Другое дело — рассерженный чернокнижник, лишившийся своих книг. Своего дома. Своей жизни. И вернувшейся с той стороны с одной лишь целью. Месть.

Человек в белой рубашке скривил лопнувшие окровавленные губы и прыгнул на убийцу, превратившегося в жертву. Шульц в панике вскинул руки, подставляя предплечья под удары пластикового клинка, отпрыгнул. Его ярость смешивалась с холодным ужасом, выплавляясь в тяжелое свинцовое предчувствие.

Его ноги подгибались, руки стали словно ватными. Одержимый атаковал непрерывно, рвал в клочья татуированную плоть, словно простую бумагу. Шульц сделал шаг назад, другой. В глазах потемнело, он уже не контролировал это тело, содрогающееся под градом ударов. И тогда Шульц закричал.

Глубоко внутри этого тела, тот его кусочек, что помнил имя Йован, тоже ожил, вспыхнув едва заметным огоньком. Этот кусочек помнил и вечеринки старшеклассников, и первую кружку пива, и первого застреленного врага. Он помнил и кружевные салфетки на комоде старухи, приходившейся ему родственницей, и запах первого снега. Любивший ту самую мелодию, навевавшую сладкие грезы. Сейчас эта искорка была полон надежды — робкой, хрупкой, всегда глубоко спрятанной — на то, что однажды весь этот кошмар, в котором Йован Сенка жил последние тридцать лет, кончится.

Навсегда.

КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ

Часть Четвертая Последний Шаг

Глава 33

Мелкие капли воды лениво падали из свинцовых туч, затянувших небо. Дождинки разбивались об асфальт, оставляли темные кратеры в пыли, размеренно стучали о белую крышу жигуленка, оседали мокрой пленкой на подрагивающих руках Григория.

За последние пять минут он превратился в натянутую до предела струну, готовую лопнуть от малейшего колебания. Кудри стояли дыбом, промокшая борода, казалось, стала чуть длиннее. Плечи напряжены, припухшие от недосыпа глаза прищурены. Он стоял неподвижно, широко расставив короткие ноги, как моряк в бурю на пляшущей палубе. Его коренастая фигура была напряжена, словно Григорий ожидал прихода огромной волны, которая должна была ударить в борт, прокатиться по доскам, сбить его с ног и смыть, как щепку, в черную, кипящую неизвестностью, бездну.

Волна пришла слева. Явилась под тихий скрип и побрякивание мелких безделушек, громом разносившихся по замершей улице.

Обернувшись, Григорий расправил плечи и впился тяжелым взглядом в приближающуюся хрупкую фигурку.

Дарья ехала ему навстречу по тротуару. На маленьком дешевеньком самокате с крохотными колесиками, громыхающими по асфальту. Ее круглое детское личико, наводящее на мысли о мультяшных персонажах, было непривычно серьезно. Копна пышных волос, свисавшая до самых плеч, на этот раз была выкрашена в бледные оттенки розового. Сквозь него пробивался белый цвет, местами рыжий, но самые длинные пряди были отчаянно розовыми и свисали растрепанными «перьями» на воротник куртки.

Коричневая кожанка, тонкая, очень мягкая, уже потемнела от капель дождя. Рукава закатаны, как обычно, до самых локтей, и браслеты с бесчисленными бусинками тоже намокли. Небесно-голубые джинсы, подвернутые так, что были видны щуплые девчачьи щиколотки, были в мокрых пятнах, как шкура леопарда.

Отталкиваясь кончиком легкой туфельки от влажного асфальта, Дарья медленно подкатила к жигуленку. Остановилась, разжала руки и дала самокату упасть. Сделала шаг вперед, остановилась напротив Григория, задрала голову и заглянула ему в глаза.