Возвращение оборотней

— А кого у вас тут в Чехии можно зажарить? Кроме Яна Гуса, конечно, — смущенно пробормотала я, кланяясь и пятясь к дверям. Увы, моего исторического юмора опять никто не оценил…

Но вот уже на кухне, после непродолжительного, но панического приступа страха, когда я вновь обрела способность кое-как мыслить, решила приготовить тыквенные лепешки. По-любому, в углу валялась куча тыкв, хотя не уверена, что это национальное калмыцкое блюдо. Но в таком нервном состоянии лучше не браться за что-то сложное, недолго и испортить. Да и перед королем не хотелось ударить в грязь лицом, что он тогда станет думать о ни в чем не повинных калмыках?

Полчаса я промучилась, натирая тыквенную мякоть на терке, мешая ее с жидким тестом, добавляя сахар и соль по собственному вкусу, но, когда вылила первый половник на сковородку, обнаружила, что огонь в очаге совсем погас. Я стала его раздувать, усиленно подкладывая дрова и щепки. И в этот момент позади меня раздался вкрадчивый голос одного моего близкого знакомого, круглый год расхаживающего в стильной шубке полосатого окраса.

— Должен тебе сказать, ты перемазалась, как Золушка из сказки, — неодобрительно заметил агент 013, сам вылизанный и подтянутый.

— Иди ты… — мрачно отмахнулась я.

— Алиночка, ты же абсолютно не умеешь готовить! Пусти меня, ворчунья, завалишь операцию — мы все под трибунал пойдем. — Рассерженный Профессор отобрал у меня лопаточку, вспрыгнул на высокий табурет перед печью и, задрав полосатый хвост, принялся сам сноровисто переворачивать оладьи на сковороде.

Именно в этот момент на кухню с подносом вошел один из местных кашеваров, который в соседней комнате шинковал овощи. Толстяк просто остолбенел при виде кота, ловко подбрасывающего в воздух оладьи, орудуя лопаткой и половником, как заправский повар с четвертьвековым стажем.

— Нечистая сила! — вскричал он диким голосом, но подноса с овощами, однако, не уронил. Видимо, с нечистью они здесь нередко встречаются.

— Нет-нет, это дрессированный кот, — поспешила вмешаться я. — Перевернул? Так. Теперь добавь дров в огонь. Еще оладья на подходе!

Взмыленный Мурзик носился у меня, спрыгивая с табуретки, до очага со скоростью борзой, учуявшей белку.

— А сейчас кувырок назад, кувырок вперед.

Он скрепя сердце выполнил и это унизительное приказание. А я наслаждалась зрелищем и властью.

— Качаем пресс! — следующим этапом велела я, прекрасно зная, что это упражнение Пузан ненавидит больше всего. Но он, пыхтя, согнулся раз, второй, третий…

Конечно, приходилось вести отсчет, иначе бы он давно заленился и прекратил самоистязание. Лучше на этом остановиться, иначе мне это припомнится, хотя и так уже ясно, кот не оставит такое без отмщения, я бы первая его не поняла.

— А теперь поклонимся почтенной публике!

К этому моменту в дверях с пораженными и восхищенными лицами толпилось уже с десяток поваров с поварятами — на бесплатное представление, похоже, собрались все работники дворцепита. Агент 013 не успевал кланяться…

— А теперь взял на лапки поднос и лично отнес королю! Представление окончено, друзья. Аплодисменты публики!

Повара радостно зааплодировали.

Я скинула грязный фартук, поспешно вытерла попавшимся под руку полотенцем лицо и руки и важно прошествовала через расступившихся зрителей вслед за униженно сгорбившимся Профессором, несущим на вытянутых лапках большой поднос, полный румяных оладий. По дороге мы ни о чем не разговаривали, настоящие профессионалы понимают друг друга без слов…

Королю оладьи понравились. Еще бы, ведь их наш Пусик делал, а талант и в кошачьей шкурке не спрячешь, у него все получается, за что бы ни взялся. Гений, а не кот!

Сразу после обеда король отослал всех придворных, хорошо, что про меня забыли, я отсиделась в уголочке и теперь могла наблюдать за главным. Личный секретарь Рудольфа принес золотую шкатулку и достал из нее тот самый манускрипт. Тогда мы и увидели его впервые. Ну что можно сказать…

Я всегда удивлялась, почему в Средневековье для письма и составления каких-то важных документов используют пожелтевшую, часто с коричневатыми краями, бумагу, когда она, может, только что была снята с конвейера и порезана на листы? Бумагу-то и в те дремучие времена делали белую, сама видела! Может, просто типографские работники заворачивали в нее селедку и из экономии сунули в общую стопку? Манускрипт Войнича не отступал от этого правила и был именно желто-коричневый, хотя вроде написан не так уж давно, ведь и саму бумагу только-только начали производить. Странно это…

Я заглянула через плечо Алекса, заинтересованно склонившегося над книгой. Какая она маленькая, обложка без надписи, серо-коричневая кожа, слегка потертая. Внутри цветные иллюстрации, обнаженные женщины, лезущие в реку, неизвестные растения, похожие на водопроводные трубы, и мифические животные…

— Ну, что скажете, русский сеньор? — Воспитанный иезуитами, Рудольф не сводил с командора острого инквизиторского взгляда.

— Довольно интересный документ, сир.

— Довольно интерьесный, и все? Это самый потрясающий, скажу я вам, и самый ценный эль либро из моей библиотьеки!